Живая защита

Девишник запел. Голосочки жиденькие, песня тягучая. О любви, что еще не родилась, о милом, которого еще никто не видел.

«Ох, бойкий! — тревожно думала Прасковья Филипповна. — Окрутит Галку. Никакого сладу с ним не будет».

Включили магнитофон. Молодежь потянулась из-за стола. Лена тоже встала. За ней вышел Павел и, после раздумья, Тузенков. Остановились у окна.

— Вы странные люди, — заметила Лена. — Вместе учились, столько общего, а… будто незнакомые.

— Нервы бережем, — весело пояснил Павел.

— Раньше успели наговориться, с запасом на целый век, — хмуро откликнулся Владимир.

Лена замолчала — здесь не все просто.

— Давайте танцевать, — пригласил Павел.

В кругу танцующих он чувствовал себя неуверенно. Ему бы опыт сердцееда, завсегдатая вечеринок — танцора. Тогда все было бы трын-травой. А он держал Лену так, словно в его руках сверххрупкое создание, — не прикасайтесь! Но их толкали. Павел находил глазами виновников, извинялся и, краснея, смотрел на партнершу. Ему все нравилось в ней. Как наклоняет голову, как напевает для себя, как на ее висках шевелятся короткие завитки волос.

Лене от его долгого взгляда было неудобно. Иногда вопросительно смотрела на него, как бы умоляя: «Хватит! Сколько можно?» Тогда у Павла появлялось ощущение, словно ее ресницы скользили по его лицу. Он почти физически чувствовал их мягкость, опять смотрел на завитки. Лена отворачивалась и тянулась рукой к прическе.

Закончилась песня, невидимый оркестр грохнул, словно над музыкантами обвалился потолок. Лена и Павел вернулись к окну.

— Молодые люди, может быть, я помирю вас? Давайте выясним отношения.

Напрасно смотрела она то на Павла, то на Владимира. Оба даже не взглянули друг на друга. — Ну, что же вы?

— Елена Яковлевна, пожалуйста, не старайтесь. Этому человеку я не подам руки, — заявил Павел.

— Да, лучше не пытайтесь, — тотчас сдержанно сказал Тузенков. — С этим человеком лучше всего не водить знакомство. Он умнее всех. Он все знает и умеет. А наше место в передней, на лавке.

— Ничего не понимаю! — развела руками Лена.

Заиграла гитара.

— Потанцуем, — опять предложил Павел.

— Подождите… Очередь Владимира Анатольевича Тузенкова.

«…Произнесла так, словно знакомы десять лет. Чтобы его настроение поднять. Считает, что у Павла все в порядке, с ним можно попроще. Правильно считает, жаловаться не приходится. Пусть этот Вовочка жалуется на свою судьбину…»

Павел неотрывно следит за танцующими. Вовочка преобразился. Оживленность в лице. Говорит, говорит… Ни улыбочки, ни вольности в танце. Как вначале обнял за талию, так и держал Елену все время. Расстояние почтительное, осанка — точно выступает на конкурсе. Это он может. Не только во время танца…

А с Леной что-то произошло. Подошла и — ни слова.

— Вас обидели? — спросил Павел.

Лена посмотрела со вниманием.

— Павел Егорович, я сочувствую.

— Чем же я вызвал сочувствие?

— Многим.

Отвечает так, словно Павел сделал ей неприятное. Голос повышен, улыбка вялая, искусственная.

— И все же?

— Да вам-то не все равно? Ну, хотя бы утечкой информации о вашей биографии.

— О-о-о… Разве я что-то скрывал от вас?

— А почему вы должны откровенничать? Мне ваша откровенность не нужна. Немного досадно. Вела себя, как девчонка, равная с равным. А вы, оказывается, семейным человеком уже побывали. Вы действительно все знаете и многое умеете.

Павел смерил тяжелым взглядом Тузенкова.

— Спасибо, Владимир Анатольевич, за услугу.

У Павла закипело, загорелось в груди.

— Да, уважаемая Елена Яковлевна, считался женатиком. А для вас что обидного?

Лена стиснула губы.

— Ничего, — и направилась одеваться.

— Ты сказал правду, — процедил Павел.

— Я хочу остаться одна, — в темноте обронила она.

Павел шел сбоку, ожидая смягчения.

— Мне совсем не нужно ваше провожанье…

Слышит, не глухой. И все равно топает и топает, не отставая. У дома загородил собою калитку.

— Я не хочу, чтоб вы ушли с таким настроением.

— С каким? Вы говорите так, будто у нас какие-то… интимные отношения.

— Не знаю, как их назвать. Но не простые же!

«Да что я прилип! Влюбился? Самолюбие? Чепуха все это…»

— Спокойной ночи, — сухо откланялся Павел.

В доме Лидии Александровны свадьба была в разгаре. Гришка плясал. Он дробной чечеткой наступал на Казьмича, тот притопывал ногой и шлепал ладонями. Плясунов окружил весь девишник. Девчушки в такт магнитофонным звукам пели, слова песни сливались в разноголосый шум.

У самой двери встретилась Лидия Александровна. Рядом стоял раскрасневшийся Тузенков. Наверно, только что танцевали. Лидия Александровна с удовлетворенной улыбкой смотрела на партнера. Совсем по-юному, с кокетливым полуоборотом обратилась к Павлу:

— Проводили? Раздевайтесь.

— Я зашел попрощаться, пожелать молодым счастья.

— Это благородно… Виден опыт зрелого человека.

«И эту посвятил!» — понял Барумов. Он отошел от Лидии Александровны и стал ждать конца пляски…

Гришка метнулся в сторону, кинул в чьи-то руки пиджак. Широкие рукава белой рубашки, похожие на расправленные крылья большой птицы, дрогнули, словно на них дунул ветер. Гришкины глаза радостно заблестели.