Живая защита

Из-за такой ерунды обидно стало. Понимал, что неправ, а обидно. Придрался бы Дедюх, все было бы на месте. А то вор Арусев выставился стражем порядка. Облил грязью при народе, и получилось, что защититься нельзя. И за каким дьяволом нацелился на Дедюха! Люди-то стоят, ждут, и — ничего. У них тоже перерыв на обед. И тоже времени жаль.

С обидной злостью смотрел Гришка на Арусева.

Что-то сказал тот в окошко, и, пожалуйста, перед ним задымилась полная тарелка. Еще что-то языком бомкнул, и — нате вам — отбивные. Как барин! Приказывает. Жабу рогатую сунуть бы в тарелку!

От окошка Арусев с подносом в руках медленно шел вдоль очереди, будто хвастал заказным блюдом. Глаз вроде бы не сводил с горячих тарелок, а курс держал по цели — точно на Гришку. Матузкову понятно все: дескать, смотри, я получил и уже времени даром не теряю, а ты стой как телеграфный столб. Нет, что-то другое. За Гришкиной спиной ни одного стола. Где тарелки свои поставит? Напрямую. Ага-а-а, думает, что Гришка из слабонервных, шарахнется от лобовой атаки. Выкуси!

Но Арусев тоже не из трусливого десятка. Как сорока — напрямую. Отлично видел, что Гришка готов упереться лоб в лоб, и все-таки пер. Десять шагов осталось, пять, три… Ускорил ход, нагнул голову, будто бы ничего не видит. По-бычьему ткнулся Гришке в живот, тарелка поползла вниз, и тогда Арусев выронил поднос. Чай, суп, котлета с гречневой кашей — все потекло с костюма Гришки. На квадратиках линолеума рядом с подносом жалобно задымились кухонным влажным теплом белые осколки тарелок.

— Ты что, не видишь! Растопырился на дороге! Не видишь, да? Вот заплатишь за тарелки!

— А ты куда с тарелками? На улицу?

— Куда хочу! Не твое дело!

«Спокойно! — приказал себе Гришка. — Не поддавайся!» Он презрительными щелчками сбивал с себя крупинки гречневой каши и думал, что дальше-то с этим Арусевым? А тот стоял рядом, подняв поднос, и смеялся.

— На месте новичка надо бы в морду, — хмуро сказал кто-то в очереди.

— Гы-гы, — скалился Арусев и вновь пошел к раздаточному окну. Теперь уже без очереди, как пострадавший.

Появилась полная женщина в кухонном халате. Не ругалась, не упрекала, а только сочувствующе посмотрела на Гришку и начала собирать белые черепки.

Многие из очереди поглядывали на новичка. Что он придумает для Арусева? Понимали, неспроста посыпалась полные тарелки. Вот это Гришке перенести трудно. Не трус же он, в конце концов, а отвечать такой же взаимностью глупо. Подойти к Арусеву, высыпать на голову тарелки… Тупее не придумаешь. Но и ловить на себе выжидательные взгляды не великая радость.

Гришка подошел к вешалке, напялил шапку, телогрейку, надавил на желтую блестящую ручку. Мороз был небольшой. Сбоку дорожки от депо к Южному парку станции громоздились ватные навалы снега. Над путями висели круглые часы. Времени, чтобы пообедать, еще хватит. Но стоять глупцом в очереди — это быть посмешищем на всю столовую.

Разъедало мстительное чувство. Если спустить на тормозах, стерпеть, то Арусев на новичке верхом станет ездить. О-от скотина! Не о работе приходится думать, а о каком-то дрянном человеке. Ну и подарочек сделал Топырев, удружил напарника…

Дальше мостика через Южный парк Гришка не пошел. Он повернулся и по той же заснеженной тропинке направился к столовой. Начали встречаться знакомые лица. Значит, пообедали. А он, как за провинность, остался на голодуху. О-от скотина!..

Шел и шел, пропуская мимо вагонников, пока не увидел вдалеке Арусева. Руки в карманах, шаги то маленькие, будто на дорожке сплошной лед, то вдруг начнет отмерять саженями, словно захватывал под усадьбу лакомый кусок пойменной земли. И все время озирался, — привычка высматривать, что где плохо лежит.

Встретились. Арусев вправо и Гришка туда, Арусев влево и Гришка наперерез. Сошлись, больше сворачивать некуда, тесно стало на дорожке.

— Тебе какого надо! — остановился Арусев и вынул руки из карманов.

Он был готов ко всему. И все-таки не устоял. Гришка вроде бы нечаянно толкнул плечом. Сильно, резко. Арусев не успел развернуться и плюхнулся в сугроб.

— Та-а-ак, — с угрозой проговорил он. Встал, отряхнулся, варежки засунул в карман. И вдруг без размаха, напрямую, ткнул кулаком в Гришкин подбородок.

Этого и ждал Гришка. Напросился? Получай. С выпадом, по всем правилам бокса, нанес удар между раскосыми глазами. Арусев дернул головой, поднял к плечу правый кулак. Гришка вновь ударил. И еще раз, левой. Пока Арусев нацеливался, пока готовился к ответным ударам, Гришка сыпал тумаки в лицо, в грудь, в шею. Оглушенный Арусев начал ползти на широко расставленных нога к куда-то вниз, будто втаивая в снег. Нет, оказывается, не скользил, а мягко оседал на свои, ставшие вялыми, ноги.

Лежачих не бьют. И Гришка, запыхавшись, остановился. Арусев злой собакой, готовый впиться в горло, смотрел снизу.

— Попомни, ты не жилец на этом свете! — прохрипел Арусев.

— Запомню. Вставай!