Они рады-радешеньки. Еще бы, подарочек! Но если завтра вот так трудно будет Тузенкову, всей дистанции, они дадут? Что-то не приходилось видеть, чтобы командиры производства ходили по чужим предприятиям и предлагали свое добро. Разве только на обмен. Вот и соображай. Самое лучшее, когда материалы в кармане. Планам капитального ремонта зданий не будет грозить голодовка. Вот это и есть по-государственному, в интересах плана. Так что недаром звонили из управления.
Он сделает так. Отчет представит новый, подпишет задним числом. Покажет единички, а сотни останутся нетронутыми. За единички стругать не будут. Значит, скрыть наличие материалов? Ну зачем же! Просто-напросто остальных материалов на складе нет, они в переработке. Какое же тут наличие? Все продумано. Тузенков даже распоряжение о переработке отдал. Но как оно выполняется?
Тузенков оделся и хотел было идти, чтобы проверить. Но пришедшая мысль вновь усадила за стол. Он вызвал междугородную станцию. Голос Дементьева узнал сразу.
— Я с-с-слушаю.
— На дистанции все благополучно! Я за советом, Андрей Петрович.
— С-с-спрашивай. — Голос такой, словно Андрею Петровичу трудно говорить. Или ему неприятно слышать Тузенкова?
— Насчет переписи материалов… У, их пустил в переработку. Показывать в отчете или нет? — спросил и затих. Так затих, что даже дыхание остановилось.
Но Дементьев не ответил. Не расслышал вопроса, что ли? А может быть, думает? Или нельзя спрашивать прямо в лоб?
— Уложить до нового года в дело не смог. Ругать будут. Да и без материалов потом оставаться не очень-то…
— Перерабатывай. О-о, это уже дельно.
— Значит, нельзя в отчет совать?
— А кто приказывает с-с-совать?
Отлично! По телефону большего не скажешь. Тем более в положении Дементьева. Окрыленный Тузенков готов был расцеловать телефонную трубку.
Между длинным складом и высоким дощатым сараем, где стояла пилорама, оглушительно гремело. На плоском настиле из досок рабочие строительной бригады гвоздили деревянными молотками по листам кровельного железа. Одни загибали края по самой короткой стороне, другие промазывали олифой, чтобы железо не ржавело. Тузенков постоял, посмотрел. Все правильно. Какая бы заноза ни проверила — не придерется. Так-то.
— После олифы — суриком, — приказал Тузенков. И подумал: «Виднее будет, если кто захочет посмотреть».
Работа шла полным ходом. И все-таки возникло опасение: не успеют. Столько тонн — за считанные дни. Не успеют! И решил переключить на кровельное железо все живое наличие мастерских.
Неожиданно прибежала Лидия Александровна. Она спешила, даже пуговицы пальто не успела застегнуть.
— Вас… Дементьев! — с радостной тревогой сказала она.
Когда заторопился к конторе, за спиной уловил ее млеющие слова:
— …Андрей Петрович…
Плотно закрыл дверь, схватил трубку.
— Как перерабатываешь? — озабоченно спросил Дементьев.
— Один край загибаю, олифой мажу, суриком.
Дементьев помолчал.
— Хорошо, — наконец пробасила трубка.
— Может быть, остановить работу?
Но в трубке уже тонко пикало. «Беспокоится!» — с радостью подумал Тузенков. «Хорошо…» Значит, продумал, в чем-то засомневался и решил уточнить. «Хорошо…» — звучало для Тузенкова всесильным одобрением.
В мастерские он вошел с таким видом, будто каждый слесарь виноват в том, что работает не у гремящих листов, а за верстаком.
— На железо! — приказал первому же рабочему. Присмотревшись, обратился ко всем: — Никаких срочных работ! Всем — на железо! — И не вышел из мастерских до тех пор, пока не убедился, что люди начали одеваться.
У двери повернулся и быстро пошел в дальний угол. Там, одетый в синий халат, над громоздкой железной коробкой возился Барумов.
— А тебя не касается? — требовательно подступил Тузенков. Павла он узнал, но не мог упустить случая. И оправдание недоразумению само напрашивалось: не отличил от слесаря.
Барумов выпрямился.
— В чем дело? — хмуро спросил он.
— А-а, это ты-ы-ы, — протянул Тузенков. — Что делаешь?
— Разве не знаешь?
— Только о тебе и думаю.
— Надо бы и обо мне подумать. Еще раз прошу: выдели в помощь слесарей.
Тузенков был непроницаем.
— Изобретай один. Вознаграждения больше достанется.
— Ты не смейся, без машины провалю план. А одному сделать, что требуется, кишка тонка.
И только сейчас, прикинув на глаз возможности груды металла, что была привезена Барумовым, Тузенков ощутил: может получиться! Почувствовал, каким был профаном, когда затею Барумова считал пустячной, когда разрешил ему командировку в институт за чертежами чьих-то дипломных работ и за моделью машины.
Нет, далеко не прост землячок. Разве это машина для рубки кустарников? Пока что кулак из металла. Будь она совсем не пригодной к делу, все равно ее можно использовать как предлог. Он сделал, он внедрил!.. А начальник дистанции — в стороне, потому что не понимает важности внедрения механизмов, отстает от требования времени… Вот уж действительно: век живи — век учись.
— Говоришь, помощь нужна? А кто тебе разрешил в рабочее время заниматься не своими делами? Возиться с железками есть механики, специалисты. Завтра же отправляйся на снегомерки! Чтоб в мастерских духу твоего не было!