Живи, Донбасс!

Леонид Иосифович, или, как его на их улице звали — «дядя Ёсич», жил возле Тишкиной школы. Когда-то он был учителем физики и учил ещё Тишкину маму и её сестру. А потом стал старенький и занялся радиолюбительством и «всякой ремонтно-паяльной деятельностью», как говорила бабушка.

Квартира дяди Ёсича была на первом этаже, окнами в палисадник, и он, когда было тепло, целыми днями напролёт сидел там, приспособив вместо стола широкий подоконник, и что-то паял, собирал, скручивал, точил, а сбоку всегда играло большое старинное радио, и когда бы Тишка не проходила или пробегала мимо окна дяди Ёсича, из радио этого звучали старинные песни: «А у нас во дворе…», «Опять от меня сбежала последняя электричка», «Куба — любовь моя» или самая Тишкина любимая — «Ла-ла-ла-ла». Там ещё были другие слова, но тоже такие же смешные и без смысла — «Ло-ло-ло. Хо-хо-хо-хо. Тра-ла-ла». Тишка специально даже узнала — песня называлась «Вокализ», и пел её тысячу лет назад певец Эдуард Хиль. Ну не тысячу, но всё равно очень давно.

Почему старое радио дяди Ёсича ловило старые песни и совсем не ловило современные, Тишка не знала. А ещё у дяди Ёсича всегда были леденцы, такие маленькие, узкие, вытянутые конфетки в синих фантиках с непонятным названием «Взлётные», и если кто-то из детей, проходя мимо окна, здоровался со стариком, дядя Ёсич в ответ всегда кидал конфетку.

Вот и сейчас, ещё не дойдя до палисадника, где всегда цвели розы сорта «флорибунда» трёх цветов — чёрные, красные и голубые, Тишка услышала, как какая-то старинная тётенька поёт из дядиёсичного радио:

А в небе солнце озорное и лучистое,
А небо здесь такое ровное и чистое,
Что так и хочется рукой дотронуться,
Оно ведь рядом, а достать его нельзя.
Рядом, а нельзя…

Вот и нам часто всем

Счастье кажется рядом совсем,
А идти до него —
Далеко, далеко, далеко…[2]

«Это вам всем далеко, — подумала Тишка, оббегая тополь на углу дома. — А нам осталось совсем чуть-чуть. Несколько шагов, потом этот… “конденсатор К-52-9”, и всё. Хотя нет, не всё, конечно, нужно ещё успеть обратно к Чебургене. Но это уже, как говорит дедушка, “технические мелочи”».

— Здрасьте, дядя Ёсич! — крикнула Тишка из-за забора.

Старик в окне оторвался от паяльника, толстыми губами сдул в сторону сизый дымок канифоли, поднял на лоб «рабочие» очки.

— Привет, Аня-маленькая, — сказал он и кинул конфетку.

Тишка ловко поймала её на лету и сразу перешла к делу.

— Мне очень… у вас же есть, да? Конденсатор… Этот… К-52-9… Есть же?

Дядя Ёсич отложил паяльник, достал из футляра и надел другие очки — «для дали».

— А зачем, позволь узнать, душа моя, тебе понадобилась эта радиодеталь? — спросил он, смешно двигая бровями.

— Долго объяснять, — отмахнулась Тишка. — Есть у вас такая… такой конденсатор? Пожалуйста.

Дядя Ёсич ещё только открывал рот, чтобы ответить, и вдруг внутри у Тишки всё застыло, и стало холодно и пусто. Она за этот краткий миг понял — ничего не получится, она зря носилась туда-сюда, зря надеялась. Детали нет, корабль не починить, её желание Чебургена не исполнит, и вообще… До счастья не просто далеко — его просто не бывает.

— У меня нет, душа моя, — сказал дядя Ёсич. — Но вообще она не редкая, просто их давно не выпускают. Нужно поспрашивать у Перминова или у Сашка́, они деталями торгуют на рынке…

— Ой! — едва не завизжала от нетерпения Тишка. — А далеко до них?! Можно, мы сейчас…

— В субботу, — сказал дядя Ёсич. — В субботу я пойду на толкучку, душа моя. В субботу и спрошу… Почему ты так нервничаешь, Аня-маленькая?

«Аня-маленькая» — так Тишку называют взрослые, потому что она похожа на бабушку, которая тоже Аня. Говорят, что просто — одно лицо. Вылитые. И Тишка вдруг подумала, что бы сказала в этой ситуации бабушка. И что бы сделала. Бабушка, заслуженная учительница, которая выпустила «в жизнь», как она это называет, несколько тысяч человек, и умела принимать правильные решения в любой самой неправильной ситуации.

— Мне, — тихо, но твёрдо сказала Тишка, — надо сейчас. Очень. Леонид Иосифович, это важно. Не для игры, понимаете? Очень важно. Для всех.

И старый, седой и заслуженный дядя Ёсич вдруг почему-то растерялся. Он начал что-то суетливо перекладывать у себя на подоконнике, смотреть куда-то в сторону, даже полез переключать своё старинное радио и включил песню, которую Тишка никогда не слышала:

По судну «Кострома» стучит вода,
В сетях антенн качается звезда,
А мы стоим и курим — мы должны
Услышать три минуты тишины[3]

.