Живи, Донбасс!

Сначала получилось не очень удачно. Глеб приехал на «Пионерскую» надеясь, что кто-нибудь из третьей смены не явился, и он тут как тут — на замену. Но третья смена пришла вся. И вся вышла на маршрут. Тогда Глеб попытался прикинуться ветошью и приткнуться в учебном классе на задней парте, но там начались занятия для новичков, и Иван Сергеевич его вычислил на раз. И выставил за дверь — нечего, мол, тут ветерану юножелезнодорожного движения отираться. Глеб задумался: куда ж крестьянину податься? Мамка только через пять часов со смены придёт. Можно погулять по парку, но чего он там не видел? Можно съездить к бабушке в Горловку, но вдруг опять гроза? Потерю железнодорожной формы он не переживёт! Решение всё же пришло: надо напроситься в вагон, усесться там в уголке и кататься, читая книжку. В третьей смене проводниками-контролёрами работают Кофман и Березин, они хорошие, особенно Кофман, пустят…

Так и вышло. Его пропустили, Глеб забрался в вагон, открыл книжку и начал читать, вспоминая Василькова недобрым словом. Книжка ему не понравилась! Настоящая фантастика, а он говорит — нудная!

Хотя в чём-то бывший друг был прав. Книжка оказалась очень неспешная и на первый взгляд даже не фантастическая. Там проводили научный эксперимент — человек поселился в старом доме, носил старомодную одежду, читал старые книжки при свете керосиновой лампы. И когда он совсем-совсем привык к этой жизни — то вышел на улицу и оказался в прошлом. Как бы сам себя перенёс во времени, без всяких машин и приборов.

Глеб подумал, что идея ему нравится. Вот, скажем, Детская железная дорога. Она тут была ещё до войны. И будет, наверное, всегда. И если писатель в книжке прав, то стоит Глебу представить, что он попал на войну — он там и окажется. Ещё интереснее, конечно, было бы в будущем оказаться, но какое оно будет, кто знает. А про войну всем всё известно. С одной стороны — наши. С другой — нацисты. Стреляют по городам, убивают, а их пытаются сдержать… Вот рядом Горловка — там бои. Славянск уже захвачен врагами. А Донецк ещё держится…

Глеб прикрыл глаза и попытался себе это представить. Значит, так… Донецк… война… Стало немного жутковато. А вдруг книжка не врёт? И он сейчас окажется на войне? На настоящей?

— Билет предъяви, — как-то настороженно сказали ему.

Глеб открыл глаза и посмотрел на мальчишку, своего ровесника, в форме контролёра. Только вот странная какая-то форма была, непривычная. Может, довоенная? У Глеба что-то ойкнуло в груди. Он огляделся. Ни Кофмана, ни Березина. Вагон… едет по знакомому маршруту… люди… Люди какие-то странные. Одеты необычно. Почти все в джинсах, настоящих, фирмовых. У многих в ушах крошечные наушники — радио? А почему некоторые наушники без проводов? Слуховые аппараты? А вон человек… он что, по рации говорит? Крошечной такой, со светящимся экраном… А вон мужчина в оранжевой рубашке — такой же крошечной рацией… фотографирует вид за окном?

Это как? Он где?

Контролёр тем временем ждал, с неожиданной опаской поглядывая на него.

— Нет у меня билета, — сказал Глеб, — и не надо. Я же тут работаю, на ДЖД.

Борис

Почему-то я ему сразу поверил. Мы вначале поговорили в вагоне, потом вышли на «Шахтёрской». Я махнул рукой Вальке — мол, извини, надо остаться. Тот удивился, но расспрашивать не стал.

— Так ты в семьдесят девятом живёшь? — спросил я. — Сорок лет назад? Прочитал книжку, захотел в будущее попасть — и попал?

Глеб махнул рукой.

— Всё не так! Я в прошлое хотел. На Великую Отечественную. С фашистами воевать!

— Ты что, дурак? — спросил я без всякой вежливости. — У вас мир и Олимпиада! И война кончилась давно, победой! А ты — на войну захотел?

Вначале Глеб надулся и явно хотел что-то резкое ответить. А потом вздохнул.

— Ты не понимаешь. Это всё Васильков. Ну… есть такой… одноклассник. Начал меня высмеивать — мол, «паровоз-герой»… никакой войны нет и не будет… Я и разозлился. Захотел доказать.

— Друг? — спросил я.

Глеб вначале весь вскинулся, потом отвернулся.

— Был другом. Теперь враг. Как понял?

— На врагов так не сердятся, — объяснил я. — А чего поссорились?

— Я пошутил, он обиделся, я снова пошутил, — объяснил Глеб. Явно не хотелось ему вдаваться в детали. — Надо иметь чувство юмора. Теперь мы враги до смерти.

Вот же балбес! Мне даже завидно стало, что этот вихрастый парень может быть таким… дитём.

— Не надо до смерти, — сказал я. — И бросаться воевать, чтобы кому-то чего-то доказывать, — глупо.

— Прям такой умный, — обиделся Глеб.

— Да, — сказал я. — Потому что я знаю, что это такое — война и что такое «до смерти» тоже. И на Великую Отечественную ты бы на паровозе не попал. До войны Детская железная дорога в другом месте была.

— Подумаешь, в другом… — пробормотал Глеб. — А с кем вы воюете?

— С фашистами.

— С какими? — он требовательно посмотрел на меня.

И я растерялся даже. Вот как ему сказать? С фашистами, которые из Киева и Харькова? Которые с нами на одном языке говорят, которые к нам на футбол ездили?

— Нельзя тебе этого знать, — сказал я веско. — А то иначе вернёшься к себе, зная будущее, и мир изменится!