Живи в моих снах

Миша желал и одновременно боялся встречи, страшился равнодушия Даши или её недоверия, вызванного раздутыми о нем сплетнями.

Встречающие скапливались возле выхода, сливаясь в единую разноцветную массу пуховиков, шуб и шапочек. Миша вышел из машины и направился к шумной толпе.

Он поднял голову и взглянул на небо, усеянное редкими крупинками звёзд. Совсем недавно оно прижимало к земле тяжестью отчаяния, а теперь укрывает плечи мягкой звездной шалью.

Разве может из одного источника течь горькая и сладкая вода? Миша давно перестал делить мир на чёрное и белое, плохое и хорошее, он наслаждался им — многоцветным и удивительным.

Необъяснимый восторг зародился внутри, сплетаясь с болью, виной, надеждой, ощущением свободы… Он превратился в могучий оглушительный крик, вырвавшийся из груди Миши.

— А-а-а-а-а… — прозвучал он коротко и истаял, как морозное облачко, сменяясь облегчением. Миша удивился внезапной детской шалости, охватившей его.

Улыбнулся, поймав испуганный взгляд малыша, крепко держащего за руку маму.

Миша высматривал Дашу среди хлынувших к выходу пассажиров. Как она жила это время? О чем думала, жалела, мечтала? Программа защиты свидетелей исключала любое общение её участников с внешним миром. Их удел — жить под чужими именами, мучительно ждать окончания следствия, крутясь в жерновах прокурорской махины, словно в мясорубке.

Даша слилась с разноцветным людским потоком. Длинные пряди выбились из белоснежной пушистой шапки, завиваясь в крупные непослушные локоны, а на щеках спелой брусникой расцвел румянец.

Она первая увидела Мишу, цепко выхватив его лицо из толпы. Он напряженно всматривался в людей, блуждал взглядом по чужим лицам, пока не остановил его на ней… Те же янтарные глаза, которые могут смотреть с обжигающей злостью и невыразимой нежностью.

Толпа испарилась, и Миша разглядел в морозном облаке фигурку в розовом пуховике и белой пушистой шапочке. Взгляд Миши скользнул по ее непослушным прядям, переместился на розовые от мороза щеки и остановился на синих глазах. Когда он успел потеряться в них? Утонуть, словно в омуте? Даша застыла на миг, позволяя Мише насмотреться на себя, впитать долгожданное мгновение встречи, тёплом овеявшее душу.

Миша почувствовал, как тоска, запертая в сердце, вырвалась наружу, исчезла, как ядовитый эфир, сменяясь радостью и покоем. Даша стоила того, чтобы он вынес все это…

Заранее приготовленные фразы песком рассыпались в горле. Миша не мог сказать ни слова, прижал Дашу к себе и сдавленно произнёс:

— Не отпущу… — силой воли он сдержал подступившие слёзы. — Никогда больше…

Желание вскипятило кровь, ударило в лицо румянцем, когда его мягкие губы коснулись губ Даши. Как же он скучал! Как давно целовал ее и ласкал!

— Даша… — тёплое дыхание Миши опалило ее щеку, шевеля волосы у виска. Он с трудом оторвался от неё, возвращаясь в реальность окружающего их аэропорта: повсюду сновали люди, гудели двигатели садящихся самолетов, хлопали дверцы подъезжающих такси.

— Поедем домой. — Всхлипнула она, позволяя его нежным объятиям освободить себя от сковавшего беспокойства.

Миша уверенно вёл машину, украдкой посматривая на Дашу. Они молчали, как смущенные школьники, но от его взгляда не скрылись отрешенность и застывшая вина в ее глазах. О чем она думает, чего боится?

Они дождались лифта и молча поднялись в квартиру. Даша сбросила пуховик и шапку, разулась и прижала Мэтью к себе. Пес визжал и прыгал, облизывал Дашкины руки, кружился вокруг неё, словно юла. На мгновение ее лицо озарилось улыбкой, а потом снова помрачнело.

— Что с тобой? — Требовательно спросил Миша.

Даша расстегнула верхние пуговицы клетчатой рубашки и распахнула ее.

— Миша, я пойму тебя, слышишь? Если откажешься… — прошептала сдавленно, устремив взгляд на сидящего в ногах Мэтью.

Ее грудь исполосована шрамами. От пережитой боли остались тонкие, перекрещивающиеся друг с другом розовые и белые полоски. Они живое подтверждение людской жестокости и подлости, плата за ее веру в людей и искренность.

— Меня прооперировали в реанимобиле, — оправдываясь, тараторила Даша. — Врач скорой помощи остановил кровотечение, иначе… меня бы не было в этом мире. — Произнесла чуть слышно.

— А мне не нужен мир без тебя, ничего не нужно… — прошептал в ответ Миша предавшим его голосом. — Дашка, я сотни раз пытался отпустить тебя, но не смог… Я люблю тебя…Безумно люблю… Ты нужна мне, поняла? — продолжил он хрипло, поглаживая ее нежную щеку. — Нужна для счастья…

Даша не ответила, лишь всхлипнула и крепче прижалась к Мише. Он расстегнул ее рубашку до конца и прикипел взглядом к истерзанной груди. Едва касаясь, провёл кончиками пальцев по белесым полоскам. Шумно выдохнул, вспоминая сентябрьский день, в котором Дашка умирала на его руках. Пальцы сменили губы, их тёплые прикосновения походили на мягкое пёрышко. Он трогал губами шрамы, словно пытаясь их исцелить. Сердце Даши гулко стучало, а на коже разливался бальзам из тёплого дождя поцелуев Миши…

— Люблю тебя… Я не отпущу тебя, слышишь? Никогда…