В сентябре 2016 года, когда я уже вернулся из Залива и стал писать книгу, я присоединился к своей жене в глуши Восточной Индии. Она получила ставку преподавателя в университете, спонсируемом типичными давосскими толстосумами со всей Азии. Штат Бихар — пожалуй, самое далекое от Кремниевой долины место, которое только можно себе представить. Мы жили в старом отеле, который университет выкупил и отремонтировал под общежитие для студентов и некоторых преподавателей. Прямо за оградой семьи пасли тощих коз и жили под навесами в грязи. Они делили один ручной колодец, а порой и мобильный телефон. Но это не значит, что они не были искушенными пользователями технологий. Стоило чуть пройти по грязной дороге, как вам встречались ларьки с железными крышами, в которых можно по дешевке купить сим-карты с безлимитным интернетом. Вся детвора сидела в WhatsApp. Доверчивый техоптимист типа Томаса Фридмана поразился бы, увидев такие сигнальные огни современности. Несомненно, развитие и процветание уже на подходе!
Как бы не так. Когда подрыватели вторглись в Индию, они хлынули в нее со всей силой вышедшего из берегов Ганга. Во имя прогресса (и по совету некоторых так называемых экспертов и преследующих собственные интересы техкомпаний) премьер-министр Нарендра Моди в 2016 году принялся за головокружительный и воистину подрывный проект под названием «демонетизация». Без всякого предупреждения или дебатов правительство Моди объявило вне закона два номинала местной валюты — пятисот- и тысячерупиевые купюры. Эти банкноты, суммарно составлявшие около 90 % стоимости всех наличных в обращении, нужно было класть в банки и обменивать на купюры большего достоинства. Но вся эта неразбериха, утешало правительство, только к лучшему — изъятие наличных из обращения «простимулирует» широкое внедрение мобильных приложений для цифровых платежей.
На самом же деле объявление о демонетизации мигом привело к паническому набегу на банки по всей стране и перепрятыванию денег. Коммерческая деятельность практически застопорилась, за исключением очередей к банкоматам, которые месяцами простирались без конца и края. Отвечая на критику своей политики, правительство предлагало разные, часто противоречащие друг другу пояснения: нужно было сбалансировать денежную массу, форсировать экономику и победить коррупцию (гораздо сложнее дать взятку или уклониться от налогов посредством приложения, фиксирующего каждую транзакцию, чем с помощью наличных). Но есть лишь одно-единственное оправдание, от которого правительство так и не отказалось: демонетизация, повторяли они, — это модернизация. Индия семимильными шагами неслась к «цифровой безналичной экономике» при широкой поддержке стартапов с хорошими связями.
Внезапное объявление сопровождалось потрясающей маркетинговой кампанией для одобренных правительством мобильных платежных приложений. Она включала размещенную на передовицах всех главных газет рекламу, изображавшую улыбающееся лицо Моди рядом с его похвалами новому приложению Paytm, которое появилось как раз вовремя, чтобы нажиться на санкционированном правительством подрыве национальной валюты. Политические соперники Моди предполагали. что у его партии есть договоренности с этим доселе неизвестным стартапом. И действительно, Paytm как будто бы возник ниоткуда: контрольным пакетом акций владели китайские инвесторы, а лицом проекта выступал симпатичный тусовщик, индийский технарь, который легко мог туда попасть с кастинга на болливудский музыкальный ремейк «Социальной сети». (Как партия Моди, так и стартап отрицают любые обвинения в нечистоплотности.)