Живи, вкалывай, сдохни

Было сложно поверить, что пресловутая отрубленная башка [147] всплыла «ненароком» на фоне того, как Шринивасан упивался происходившим вокруг подрывом — например, превознося Bitcoin за то, что тот делал невозможной государственную «конфискацию денег», более известную как сбор налогов. Удивительно, насколько его представление о власти истеблишмента — Бумажного пояса — напоминало молдбаговский Собор. Шринивасан продолжил перечислять стартапы, которые подрывали двигатели экономики Бумажного пояса. Лос-Анджелес, сказал он, «был первым в расстрельном списке, начиная с 1999-го, когда появился Napster», за которым последовал подъем Apple iTunes, BitTorrent, Netflix, Spotify и YouTube. «Мы охотимся за газетами, охотимся за Мэдисон-авеню, за книгоизданием, за телевидением», — заявил с нескрываемым ликованием Шринивасан, напомнив о взбучке, которую задали нью-йоркским медиа такие онлайн-конкуренты, как Google AdWords, Twitter, Blogger, Facebook и амазоновская читалка Kindle. «Бостон — следующий на прицеле», — сказал он. Старейшим, самым престижным учебным заведениям бросили вызов (хотя пока и менее успешно) стартапы Khan Academy, Coursera и Udacity. «И самое интересное — Вашингтон», — продолжал Шринивасан. Под этим он подразумевал «государственное регулирование в целом — не только округ Колумбия, но также местное самоуправление и правительства штатов. Uber, Airbnb, Stripe, Square и, главное, Bitcoin угрожают власти Вашингтона».

Он разве что не призывал к вооруженному восстанию — но только потому, что оно провалилось бы: «У них есть авианосцы, а у нас нет. На самом деле мы не хотим с ними сражаться. Это было бы неразумно». Тем не менее, продолжал он, «уже далеко не так очевидно, что правительство США может запретить что-то, что ему не по нраву».

Как бы ни хотелось высмеять план Шринивасана как цифровой сговор остолопов [148]. нельзя забывать, что он бывший профессор Стэнфорда и партнер венчурной фирмы стоимостью 4 миллиарда долларов, а не какой-то живущий в подвале тролль с 4chan без жизненных перспектив. Его единомышленник Питер Тиль даже предложил Шринивасана администрации Трампа в январе 2017 года в качестве главы Управления по контролю за качеством пищевых продуктов и медикаментов (пусть его кандидатуру и не утвердили). Технарский сепаратизм привлекает под свой флаг все больше богатых и влиятельных людей, которые ищут — как они это делали на протяжении всей истории человечества, — как бы избавиться от любых преград, мешающих им закрепить свой высокий статус на веки вечные и оставить низшие классы на произвол судьбы.

Отголоски сепаратизма Шринивасана можно услышать на самых высших уровнях индустрии. Вспомните о неожиданных признаниях сооснователя Google Ларри Пейджа на конференции разработчиков компании в 2013 году. Один из зрителей осторожно поинтересовался, что Пейдж думает по поводу растущего неприятия к подрывной деятельности техкомпаний и их «фокусе на изменении мира». Для затравки Пейдж выдал несколько банальностей. Но потом предположил, что для того, чтобы разобраться с переменами, необходимы новые «механизмы». Какие такие механизмы?

Часть наших старых институтов — закон и так далее — могут не поспевать за темпами изменений, которые мы вызвали с помощью технологий… Я имею в виду, что, когда мы вышли на фондовую биржу, законам было лет пятьдесят. Закон не может быть правильным, если принят пятьдесят лет назад, — тогда даже интернета не было.

«Кроме этого, мы не создали механизмов, позволяющих экспериментировать, — продолжал Пейдж. — Существует очень много будоражащих и важных вещей, которыми можно было бы заняться, но сейчас этого сделать нельзя, потому что они незаконны или же не разрешены регуляторами». Возможно, миру следует выделить «кусочек „безопасного пространства"» для технарей, «где мы сможем тестировать новые идеи и изучать, как они повлияют на общество, как они повлияют на людей, вместо того чтобы сразу осуществлять их в обычном мире». Возможно, что Пейдж имел в виду что-то безобидное, но мне и многим другим кажется, что он выступал за очередную форму сепаратизма.

Техрепортер Verge, освещавший выступление Пейджа, был ошеломлен заурядной реакцией публики на это заявление. «Что странно, так это полная тишина в зале, — писал он. — Пейдж заявил, что хочет отдельную страну для экспериментов с законодательством. Никто и ухом не повел».