Почему господствующая мировая корпорация оказывала такое доверие чудаковатому техномистику? Какие у нее планы на него? Последние патентные заявки Курцвейла — «заменяющий пищу напиток», подслащенный яичным белком, шумоподавляющий «снотворный» шлем и «поэтический скринсейвер» — намекали, что его лучшие годы как изобретателя позади. И все же он получил должность технического директора, что звучало весьма солидно. Я читал, что основатели Google Ларри Пейдж и Сергей Брин были его поклонниками еще со студенческих лет в Стэнфорде. Пейдж пригласил Курцвейла в компанию, услышав синопсис его последней на тот момент книги «Эволюция разума» об искусственном интеллекте. Столь выдающееся предложение свидетельствовало не только о глубокой уверенности в компетентности нанимаемого, но и согласии с его взглядами. Это поднимало следующие вопросы. О чем говорило то, что лидеры корпорации, наделенной большей властью, чем многие правительства, готовы молчаливо поддерживать то, что Курцвейл называл сингулярианством? Неужели эти знаковые и могущественные техмаг-наты верили в пророчество о том, что человеческая эволюция кончится неотвратимым слиянием с машиной, а наши биологические индивидуальности будут принесены в жертву бессмертному коллективному разуму? Возможно ли это вообще? Если сингулярианство имело основания, то восхождение в Google Курцвейла однажды предстанет решающим моментом в истории, сравнимым с обращением императора Константина в христианство. Но даже если сингулярность была лишь чокнутой мечтой, наваждением великовозрастных фанатов научной фантастики, которым посчастливилось разбогатеть, у меня все равно оставались вопросы. Перво-наперво, у кого можно разжиться тем, что эти парни курили?
Ответы ждали меня в Амстердаме.
В 2009 году при финансовой поддержке Пейджа и ряда других сотрудников Google Курцвейл открыл Университет Сингулярности (УС), призванный распространять сингулярианские идеи среди студенческого сообщества со всей планеты, в которое должны были войти текущие и будущие лидеры государственного и частного секторов. Гуляя по Маунтин-Вью, я наблюдал кампус УС неподалеку от штаб-квартиры Google. Тамошняя образовательная программа, 10-недельный летний интенсив, была мне не по карману: 30 тысяч долларов. Но кроме того, они проводили двухдневные выездные семинары, называвшиеся Саммитами Сингулярности. Следующий должен был пройти в Амстердаме.
Анонсы обещали фантастические откровения всем и каждому. Сессия саммита на тему «Революции в робототехнике и ИИ» будет посвящена новейшим беспилотникам, «телеприсутствию» и некому «глубокому обучению». Другие докладчики расскажут о возможностях имплантов, экзоскелетов, напечатанных на 30-принтере органов и наномедицины. В рамках сессии про «обустройство общества для ускорения перемен» затронут вопросы, касающиеся правительства и отношения технологий к «безработице и неравенству». Наконец, тех, кому не терпелось заработать, украдкой взглянув в будущее, ждала секция о стартапах и предпринимательстве в эпоху «экспоненциальных технологий», как называл Курцвейл якобы ускоряющиеся по ходу истории темпы инноваций, благодаря которым мы стремительно приближались к сингулярности. «Экспоненциальные технологии подорвут все отрасли экономики, — говорилось на сайте саммита. — Мы покажем, что ждет ваш бизнес и как извлечь выгоду из удивительных возможностей XXI века». Ссылка для регистрации предостерегала: «Подорвите или подорвитесь».
Билет стоил две с половиной тысячи долларов. В надежде, что организаторы поступятся этой суммой в обмен на желанную огласку, я запросил пресс-пропуск. Невероятно, но это сработало. Я взял билеты на самолет и собрал дорожную сумку.
В Амстердам я прибыл накануне Саммита Сингулярности. Мой хостел находился в здании бывшего борделя через дорогу от головного офиса крупного голландского банка. В общей гостиной я познакомился с Бобби, серьезным юношей из Сан-Франциско. «Хвала небесам, Uber!» — воскликнул он, вызывая машину. От глобальной тирании калифорнийской империи, казалось, никуда не деться. Бобби, бывший сотрудник федеральных правоохранительных органов, рассказал, что теперь работал на подрядчика правительства США, по налоговым соображениям базирующегося в Европе. Мы пожелали друг другу vaarwel [130]
— Бобби спешил на встречу с подругами в местный кофешоп. Я разговорился с другим постояльцем: застенчивым скандинавом-программистом из компании, занимавшейся каким-то бессмысленным мобильным приложением. Как это часто случается в общении с программистами, разговор быстро иссяк. В этом не было ничего плохого. Прогулявшись по округе, я купил три искусно скрученных косяка с марихуаной сорта «Сыр» и, уставший, вернулся к себе в номер.