Живой

Я медленно вышел из столовой, по пути налетев на стену. Чудо еще, что я не нанес еще больше ущерба. Я ни на чем не мог сосредоточиться, кроме как на том, чтобы убраться оттуда к чертям, лишь бы избежать разговора, который, насколько я знал, в конце концов, произойдет.

Пять минут спустя я сидел на пассажирском сиденье грузовика моего отца, с каждым ухабом на дороге чувствуя, как по спине вверх и вниз пробегает дрожь.

Я иногда ненавидел быть в дороге. Гораздо хуже было знать, что за окном было темно и при этом ни черта не видеть. Я схватился за ручку двери и контролировал дыхание, стараясь дышать ровно и медленно. Еще одна вещь, которой меня научила Грэйс.

— Твоя мама просто хочет, чтобы ты был счастлив, сынок.

Я положил голову на спинку сиденья и вздохнул, слегка расслабив руку так, чтобы слышимое потрескивание двери прекратилось.

— Я знаю, пап. Она просто не понимает.

— Что тут понимать?

— Я не могу сделать Грэйс счастливой.

— Кто, черт возьми, тебе сказал, что это тебе решать?

Я сосредоточился на разговоре, и это помогало мне не думать о том, что было на дороге. Я продолжал говорить себе, что я в Моргане, штат Юта. Там не было бомб, поджидающих нас на каждом углу. Не было мертвых животных, лежащих на дороге с взрывчатыми веществами внутри них.

— Кто говорит, что она вообще хочет меня таким? Она моя сиделка. Она просто выполняет свою работу, — заявил я.

— Дело не в этом, сынок.

— Тогда в чем?

— Дело в том, что ты сдался, даже не начав, — рявкнул он, заставив мня вздрогнуть на месте. — Это не обязательно должна быть Грэйс, хотя я скажу тебе прямо сейчас, что ты никогда не сравнишься с Грэйс Сэмюэлсон. Ты просто упрямо думаешь, что слишком разбит, что будешь обузой, когда ты, на самом деле, все еще ты. Просто немного надломившийся.

— Она заслуживает лучшего, папа. У меня есть проблемы, которые даже не начинали прекращаться. Я не могу даже спать по ночам, не ударив что-нибудь. Я злой. Я устал. Мне практически нечего дать.

Папа вздохнул, резко повернув. Грузовик подпрыгнул немного сильнее, чем обычно, и я выпрямился, каждый мускул в моем теле напрягся. В ожидании силы взрыва.

Его так и не последовало.

Грузовик повернулся, только чтобы остановиться, и папа заглушил мотор.

— Грэйс никогда не была той девушкой, о которой нужно беспокоиться так несерьезно, Меррик, — объяснил он. — Она видела глубже, чем кто-либо другой.

Я повернул голову и нахмурился.

— Что ты имеешь в виду?

— Когда вы двое были моложе, эта девушка ждала тебя. Чтобы увидеть тебя при любой возможности, — тихо засмеялся он. — Она видела тебя, Меррик. Не парня, который был популярен и занимался разными видами спорта или имел всех полностью в своей власти. Она видела парня, который чувствовал и которому было дело не только до себя. Она видела парня, который, в итоге, вступил в вооруженные силы, потому что хотел защищать свою страну.

«Она видела меня. А что делал я?»

— Она замечала тебя все время, а ты никогда не замечал ее, — добавил он, поворачивая нож немного глубже.

— Ты прав.

— Я всегда прав, мой мальчик, но я привык быть таким, как вы, дети. Когда я встретил вашу маму, я был в ужасе. Что я мог дать такой женщине, как она? Я был просто парнем с мечтами, которые, казалось, были слишком далеко от меня. Я еще учился в школе, и у меня не было планов. Но это было не мое решение.

Я ждал. Раньше он никогда не рассказывал мне ничего подобного. Казалось, мама и папа всегда разбирались со своими тараканами лучше, чем кто-либо другой. Мы все думали, что они просто понимали друг друга и все.

— Она выбрала меня каким-то чудом, зная, что я был просто... собой. После того, как мы поженились, я был простым банкиром. Я до сих пор банкир. Я даю другим людям деньги, что не значит, что у меня есть свои. Но она оставалась со мной, потому что это и есть любовь, — он сделал глубокий вдох и быстро выдохнул. Когда он снова заговорил, он улыбался. — Кода она смотрела на меня, она видела не совершенство или какую-то большую вымышленную историю любви. Она видела того, кто защитил бы ее и боролся бы за нее. Кого-то, кто любил бы ее, несмотря на недостатки, которые, по ее мнению, у нее были. Не имело значения, что было перед ней, потому что рядом с ней был я. Вот как она поняла, что я был тем самым.

— Папа...

— И знаешь, что? Ничто из этого не зависит от пары глаз, которые больше не видят. Так что, да, Меррик. Я прав. Ты не замечал ее раньше, но, возможно, теперь ты, наконец, замечаешь.

Мое сердце бешено заколотилось, и ладони начали потеть. Острый нож в груди начал отступать.

— Вопрос в том, — продолжал он устало. — Что ты собираешься с этим делать. Просто сидеть и смотреть, как жизнь проходит мимо тебя? Или возьмешь быка за рога, как ты всегда делал?

Не в моем характере было смеяться над словами моего отца, как бы неуместно они не звучали, но я все же возразил.

— Я изменился.