Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Судьба свела в Кисловодске Пушкина с братом героической «кавалерист-девицы» и заядлым картёжником Василием Дуровым. Его цинизм и непомерная жадность к деньгам забавляли поэта: он от души хохотал над «мечтаниями» сарапульского городничего. Вместе они условились ехать до Москвы, но у обоих недоставало денег. В Новочеркасске попутчики от дорожной скуки взялись было за карты, и Пушкин проиграл Дурову пять тысяч. Пришлось поэту занять деньги у наказного атамана, чтобы уплатить карточный долг. Потом он писал Михаилу Пущину, брату лицейского друга, что забавник Василий Дуров на поверку оказался… шулером!

Самый большой проигрыш поэта, что тяготил его несколько лет, равнялся почти двадцати пяти тысячам. Деньги огромные! Проиграл он их в апреле 1829-го, перед самым своим путешествием в Арзрум. И проиграл профессиональному картёжнику Василию Семёновичу Огонь-Догановскому.

Если быть точным – проигрыш Пушкина составил тогда 24 тысячи 800 рублей. И случилось то с «известным в Москве банкомётом» – так значилось имя поэта в московском полицейском формуляре за тот, несчастливый для Пушкина в карточной игре 1829 год.

И удачливый – для Огонь-Догановского! Не из-за крупного выигрыша, нет. Его навеки обессмертит былой незадачливый противник. Известный картёжник предстанет в «Пиковой даме» в образе игрока-миллионера: «В Москве составилось общество богатых игроков, под председательством славного Чекалинского, проведшего весь век за картами и нажившего некогда миллионы, выигрывая векселя и проигрывая чистые деньги».

В Москве проигрывались не только миллионы – поместья и отеческое серебро. История, что случилась в 1802-м, во время игры в фараон меж графом Львом Разумовским и князем Александром Голицыным, долго ещё будоражила все умы. Ведь в игорном запале князь поставил на кон свою жену, княгиню Марию Григорьевну Голицыну, и… проиграл её!

Свой пёстрый мечет фараон…

Огромный долг не давал Пушкину покоя: «Я никак не в состоянии, по причине дурных оборотов, заплатить вдруг 25 тысяч. Всё, что могу за ваш 25-тысячный вексель выдать – 20 с вычетом 10 процентов за год, т. е. 18 тысяч рублей. В таковом случае извольте отписать ко мне…» Огонь-Догановский согласия не дал.

Пытались выручить поэта из дурных обстоятельств и московские друзья. Тем более что Пушкин вновь играл в Москве и вновь проигрался. Его долг компаньону Огонь-Догановского картёжнику-профессионалу Жемчужникову составил 12 500 рублей.

Хлопотал за приятеля Михаил Погодин, историк и писатель: «В 1830 году Пушкин проигрался в Москве, и ему понадобились деньги. Он обратился ко мне, но у меня их не было, и я обещался ему перехватить у кого-нибудь из знакомых»; «Собрал мозаические деньги Пушкину и набрал около 2000 рублей – с торжеством послал»; «Как я ищу денег Пушкину: как собака!»

Но более всех старался выручить Александра Сергеевича верный Нащокин. Друга умолял поэт «вытащить его из сетей Догановского», уладить вопрос с огромным карточным долгом. После многих попыток это удалось. Долг был снижен до двадцати тысяч, пятнадцать из коих Пушкин выплатил наличными, а на пять тысяч выдал удачливому игроку вексель.

Что до меня – то мне на часть
Досталась пламенная страсть,
Страсть к банку! ни дары свободы
Ни Феб, ни слава, ни пиры
Не отвлекли б в минувши годы
Меня от карточной игры;
Задумчивый, всю ночь до света
Бывал готов я в прежни лета
Допрашивать судьбы завет:
Налево ляжет ли валет?
Уж раздавался звон обеден,
Среди разорванных колод
Дремал усталый банкомёт.
А я нахмурен, бодр и бледен,
Надежды полн, закрыв глаза,
Пускал на третьего туза.

Поэтическая исповедь, так и оставшаяся в беловой рукописи «Онегина». В другом варианте – окончание иное:

Гнул угол третьего туза.

Давний картёжный термин «гнуть угол» на поставленной карте значил: удвоить ставку.

Известно, сколь сильной страстью к картам пылал молодой Пушкин. Но вот другая страсть, и куда более сильная, поглотила его. Накануне решительного ответа от матушки прекрасной Натали всю силу своих душевных страданий он отождествлял с терзаниями… игрока: «Ожидание последней заметавшейся карты, угрызение совести, сон перед поединком – всё это в сравнении с ним ничего не значит». Чего стоит его признание другу Плетнёву: «Жизнь жениха 30-летнего хуже 30 лет жизни игрока!»

Уже женатый Пушкин признавался приятелю, прося одолжить того денег: «От карт и костей отстал я более двух лет; на беду мою я забастовал, будучи в проигрыше, и расходы свадебного обзаведения, соединённые с уплатой карточных долгов, расстроили дела мои».