Живой Пушкин. Повседневная жизнь великого поэта

Маленький Пушкин стал её последней связью с земным миром. И пока не пристроила его в добрые руки, не было покоя исстрадавшейся душе…

Замечательный артист преподнёс миниатюру в дар музею Пушкину, что в начале шестидесятых распахнул свои двери в Москве, в старинном особняке на Пречистенке. Елена Александровна новость узнала и со свойственной ей скромностью откликнулась: «…Я была очень рада, а потом, когда многажды упоминали меня в разных случаях – я очень переживала».

Её разыскала в маленьком городке Печоры Наталья Владимировна Баранская, на ту пору заместитель директора нового пушкинского музея. Она и записала рассказ былой хранительницы реликвии. Память у Елены Александровны была превосходной – она помнила ещё прабабушку Софью Великопольскую. «Портрет маленького Пушкина я знала всегда, – поведала ей монахиня – Раньше у бабушки в имении, где мы проводили летние месяцы, а после её смерти у мамы. Прабабка и бабка жили в деревянном флигеле. У Надежды Ивановны комната была разделена портьерой… В передней части комнаты висели портреты – несколько миниатюр в разных рамочках, среди них и миниатюра Пушкина».

Родившаяся в Российской империи в царствование Александра III, выпускница Смольного института и лейтенант Советской армии, кавалер трёх боевых наград и монахиня, Елена Александровна Чижова тихо почила в октябре 1973 года в Печорах, под Псковом.

Валентина Пикуля занимала судьба этой необыкновенной женщины, ставшей сестрой милосердия ещё в Первую мировую, и вспоминалась она ему как «добрая русская женщина, шагающая в солдатской шинели». Они были знакомы, переписывались – Валентин Саввич посылал ей свои книги с дарственными надписями. Он восхищался Еленой Александровной: «Одинокая и доброжелательная ко всему живому, она подбирала на улицах бездомных щенков и кошек, лечила их, кормила, ухаживала».

Как же походила она на славного далёкого прапрадедушку доктора Мудрова!

Валентин Саввич в исторической миниатюре, посвящённой судьбе моряка Николая фон Дрейера, родного брата Елены Александровны, отметил, что получил от своей корреспондентки фотографию: «Старушка, каких немало на Руси, сидит в кресле, поглощённая чтением, а на столе подле неё – портрет сына Ярослава Игоревича, для неё, для матери, вечно молодого…»

Возможно, то единственная фотография наследницы замечательной фамилии, оставшаяся в архиве писателя. Сведений о других её изображениях ныне нет.

Сам же Валентин Пикуль, не имея доводов для спора с маститыми пушкинистами, вынужден был признать, что обретённый чудесным образом портрет Пушкина не более чем семейная легенда…

О случившемся вскоре грустном событии именитому писателю сообщил племянник Елены Александровны: «Похоронили мы тётю на печорском кладбище при большом стечении народа, после соблюдения всех православных обрядов. А впереди гроба несли её боевые ордена и медали, что вызвало немалое удивление всех печорских жителей».

Жила она близ Псково-Печорского монастыря, в пещерах коего, именуемых «Богом зданными», нашли свой последний предел и предки Александра Пушкина. Жила монахиней в миру: постриглась в инокини с именем Исидора. В жизнеописании одного из старцев древней обители повествуется о монахине, доставлявшей в лагерь, где томились политзаключённые, Святые Дары для совершения тайных богослужений. Имя подвижницы: Елена Александровна Чижова.

Правнучке заядлого картёжника Великопольского, отмолившей его былые грехи, выпала судьба стать последней владелицей миниатюры – той, что сберегла младенческий облик поэта. Столь причудливым образом соединились, уже в веке двадцатом, имена былых соперников по штосу: Пушкина и Великопольского.

Ну а подлинность портрета Пушкина-ребёнка, вокруг коего долго не стихали словесные баталии, ныне подтверждена самыми авторитетными искусствоведами, криминалистами и антропологами. С одним из них – профессором, доктором юридических наук, светилом в области портретной экспертизы Александром Михайловичем Зининым, сказавшем веское «да», – мне посчастливилось быть хорошо знакомой.

И вновь слово Всеволоду Якуту – его письмо к Елене Александровне Чижовой. Он успел сказать ей самые важные, самые нужные слова: «Дорогая моя, милая и дорогая! Вы не можете даже предугадать всю мою нежность, благодарность к Вам! Никогда в жизни не будет более дорогого человека, чем Вы. Нет меры благодарности за вашу добрую, просвещённую душу… Пушкин наше счастье, наша уверенность в разум и гений человечества. Вы, дорогая моя, причастны к тому, что образ его навсегда будет, пусть в пятилетнем возрасте, жить среди людей».

Две-три весны, младенцем, может быть,
Я счастлив был, не понимая счастья;
Они прошли, но можно ль их забыть?