Живой товар

Когда машина остановилась, внутрь забрались нигерийцы. Они связали девушек, а потом натянули им на головы черные мусорные мешки. После этого их везли еще несколько километров и опять остановились. Дверь открылась.

— Девочки! — пробормотала невидимая пленница. — Мне кажется или так и есть? По-моему, морем пахнет.

И в самом деле, пахло морем. Только сегодня этот запах не ассоциировался с привольем и радостью. Лора расплакалась.

Глава двадцатая

Северцев был в курсе произошедшего. Он посмотрел на Никонова со смесью превосходства и жалости. А еще в его взгляде читалось отчуждение. Он как будто бы опасался, что общение с бывшим сослуживцем может негативно сказаться на его карьере.

— Кто это так тебя разукрасил? — спросил он.

— Ты поможешь мне? — спросил Никонов, оставив вопрос сослуживца без ответа.

— Э-э… конечно. Ты ведь не о чем-то противозаконном просишь?

Его глаза утверждали прямо противоположное сказанному. Он не собирался помогать товарищу. Как и те оперативники, на которых Никонов рассчитывал. Все как один ответили отказом, прямым или уклончивым. Суть от этого не менялась. Коллеги отвернулись от Никонова. Он стал неприкасаемым. Парией. Прокаженным.

— Я знаю, где засела банда, удерживающая заложниц, — произнес он, ни на что не надеясь. — Молодых девушек. Среди них моя дочь. Пойдешь со мной? У меня оружие забрали. И я один.

— Ты шефу обрисовал ситуацию? — поинтересовался Северцев.

— Естественно.

— А он?

— Речь сейчас о тебе, — сказал Никонов. — Вдвоем мы справимся. Разнесем эту свору в клочья. Тебя к награде представят. В звании повысят.

— Ага, — фыркнул Северцев. — Наградят сроком за превышение служебных обязанностей. А если стрелять придется, то вообще крышка. Не втягивай меня, Леха. Не по-товарищески это.

— А в кустах отсиживаться по-товарищески?

— Слушай, не пори горячку, а? Проспись хотя бы сначала. Потом подумаем вместе, как быть. Обмозгуем это дело.

— Я не пьяный!

— Конечно.

Взгляд Северцева сделался отстраненным.

— Выйди, — сказал ему Никонов.

— С какой стати?

— Это мой кабинет. Убирайся. Вернешься, когда я уйду.

Северцев колебался. Было видно, что он решает сложную для себя дилемму. Остаться? Но это значит стать свидетелем того, как опальный майор выносит какие-либо вещи, которые ему брать с собой не полагается. Воспрепятствуешь — можно в глаз схлопотать. Не воспрепятствуешь — Зинченко шкуру спустит.

— Ладно. — Северцев встал. — Когда ты пришел, меня не было. Я по делам отлучился. И помни мою доброту.

— У меня память хорошая, — заверил его Никонов с таким презрительным прищуром, что капитан благоразумно ретировался без лишних слов.

Никонов побросал в пакет все, что могло пригодиться в дальнейшем, в том числе и приборы для прослушивания и наружного наблюдения, некогда «безвозмездно позаимствованные» у организованных преступных группировок во время проведения операций. А в сейфе, на нижней полке, под залежами старых бумаг и папок, хранился левый «вальтер» с запасным магазином. То, что доктор прописал.

Не забыл Никонов и старенький ноутбук, главное достоинство которого состояло в том, что он был зарегистрирован на имя предшественника Никонова и по недоразумению не отключен от полицейской базы.

Придерживая пакет за днище, чтобы не порвался, он покинул отныне чужой для него кабинет. К главному выходу не пошел, отдавая себе отчет в том, что дежурный получил приказ осмотреть выносимые им вещи. Благо в управлении велся ремонт, о чем, по всей видимости, забыл полковник Зинченко. Ну и славно. Никонов попал на улицу из ремонтируемого крыла здания, беспрепятственно пройдя мимо строителей, которым до него не было никакого дела.

Когда он садился в машину, позвонила мать Оли Саввич.

— Это Ирина Григорьевна, — сказала она. — Помните меня, товарищ следователь?

— Конечно помню, — пробормотал он, испытав приступ стыда.

— Вы все не перезваниваете и не перезваниваете. Я места себе не нахожу. Как там моя девочка? Никто ничего толком не говорит, все друг на друга кивают. Вы издеваетесь? Я мать! И я имею право знать.

— Вашей дочери ничто не угрожает, — произнес Никонов деревянным голосом. — Подробности не имею права разглашать. В интересах следствия, понимаете?

— Понимаю… Нет, не понимаю! — воскликнула Ирина Григорьевна. — Почему нельзя просто сказать правду? Что с Оленькой? Когда ее освободят? Какие меры принимаются?

— Все необходимые меры, Ирина Григорьевна. Извините, я сейчас работаю. На задании. Так что до свиданья.

А что еще мог сказать Никонов несчастной женщине? Ровным счетом ничего. Он сам ничего не знал и мучился в догадках и предположениях. Да и просто времени на разговоры не было.

Примчавшись к тому самому кафе, Никонов подергал запертую дверь, обошел здание, вышиб лист ДСП из витрины и забрался внутрь. Шуму он наделал порядочно, но на всякий случай пистолет был взведен и готов к тому, чтобы чутко откликнуться на нажатие пальца на спусковой крючок.