Живой Журнал. Публикации 2001-2006

— Дык они ж не сильно режут. Когда сильно — тогда, наверно, мало кто находит. Но они сами тоже не глупые, могут и в скорую позвонить. Я к тому, что стремления себя покалечить не всегда рассчитано на свидетелей. Иногда в том-то и кайф, чтобы себя в тихую калечить. В комментах проскакивало что-то про тягу к инсценировкам. Я думаю, что не в инсценировках дело, хотя и на это найдется свой любитель.

— Да, втихую — это интересный подход. Но, мне кажется, это мы сейчас кривую по двум точкам выстраиваем. Это должно быть очень нехарактерным занятием — если женщина дожила до средних лет, преуспела, не урод, то, тыкая бритвой в вену, она понимает, чт следы там останутся, негигиенично, etc.

Ну, и, короче говоря, рациональная женщина должна понимать, что медикаментозные средства дадут схожий эффект. Можно и боли добиться, и резкого сброса давления. Да чего угодно.

— Но факт остается фактом. Она выбирает негигиеничный способ. Я в прошлом году делала обзор статей из найчных журналов типа «вопросы психиатрии» и т. п. Пользовалась университетской

— Делала я в прошлом году обзор статей на тему самокалЕчения. Смотрела вполне себе статистику во всяких журналах типа «вопросы психиатрии» и обзоры к этой статистике. Попали в статистику те, кого в неотложку привозили после тяжелых самотравм и там откачивали потом. Там сначала проценты — сколько женщин, сколько мужчин занимаются этим на постоянной основе. Как они это любят делать: таблетки пьют, душатся, режутся или головой об стенку колотятся… Ну и возраст, достаток, образование тоже.

А потом еще этим гражданам опросники давали и интервью с ними проводили, типа «почто, друг Вася, ты с собой такое делаешь?» И они там что-то говорили.

Ну и вышло, что те, кто режутся — это в основном женщины. И вообще те, кто более длительный период такой образ жизни ведут — тоже женщины. И это, вроде бы потому, что мужики более удачно себя убивают. Сил у них больше и если решили самоубиться — пулю в лоб пускают или харакири делают и никаких больше проблем. А дамочки — те побаиваются или эстетическое чувство им не позволяет. Не любят они кровавых сцен и мозгов на стенах. Пытаются таблетками или топятся там… Ну а это все более долгое время занимает и рыцари на белых конях их чаще откачивают.

Но был еще процент тех, кто вовсе не самоубиться хотел, а так, немножко поиграть. Вот про них-то я писала выше. Состоятельные дамочки, семейные тоже, все у них есть, ан нет — режутся.

— Да, чудны твои дела, Господи.

— Ну… Господь-то тут уж точно не при чем.

Извините, если кого обидел.

20 августа 2006

История про разговоры СDLXV

— В силу ряда обстоятельств я сегодня вспоминал и никак не мог до конца вспомнить один очень известный текст. Интуитивно он привязан в моём сознании к Хемингуэю, но вот откуда он — я не могу понять. Речь идёт о мимолётном рассказе про человека, что стрелял с чердака, но вот по лестнице уже грохочут сапоги, винтовка выброшена в соседний двор, и стрелок судорожно пытается смыть собственной мочой пятна ружейной смазки и порохового нагара.

Внутри меня эта история хорошо сопрягается с Венским восстанием 1934 года, хеймвером и пальбой на улицах. Но где это место у Хемингуэя — я никак не могу вспомнить. Но это может быть какой-нибудь текст об Испании — с эпизодическим воспоминанием.

Буду благодарен, если кто разрешит это моё недоумённое состояние. Завидую вашей уверенности.

Понятно, что вся эта задача нечто вроде выяснения того, чем ворон похож на конторку. Но я — не Алиса, и не сознаюсь в невежестве.

— Увы, не помнится…

— Ладно.

— Поиск ничего не дает, верно. Попробуйте получше вспомнить историю?

— Отчего же! Поиск даёт статью какого-то военного журналиста, в которой эта история дословно пересказывается. Не может же эта история быть плодом коллективной галлюцинации — моей и газетой «Группы Альфа»?!

— Тогда проще связаться с автором заметки из «Группы Альфа»?

Да ну его. Вот что он пишет: «Эти писатели — спасители войн — могут быть людьми сколь угодно скромного дарования и сколь угодно сомнительного морального облика. Эрнест Хемингуэй был, безусловно, на порядок крупнее любого другого писателя, пытавшегося описать гражданскую войну в Испании. Но все его попытки ни к чему не привели — в книгах осталась некая “война вообще”, украшенная двумя-тремя деталями — действительно яркими, но не имеющими никакого отношения конкретно к испанскому театру. К примеру, эпизод с безымянным стрелком на крыше, судорожно пытающемся, прислушиваясь к топоту на чердачной лестнице, собственной мочой смыть с пальцев следы ружейного масла от выкинутого в соседний двор автомата, куда более уместен в Гамбурге 1923-го или в Чикаго 1929-го». Ну, что, никто не знает? Никто, да?

— Это Хемингуэй. Ищите в двухтомнике, в четырехтомнике нет этого. А в двухтомнике точно есть.

— Что значит двухтомник? Кашкинский? 1959 года?

— 59 года, естественно. В первом томе, по-моему. Кажется, среди рассказов, в начале которых «газетная» вырезка.