Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Однако в одном прослеживается единый алгоритм. Из тогдашнего легиона писателей на слуху осталось совсем немного имен. То же будет и с нами спустя десятилетия. И вы знаете — мне интересно, кто же из нашей поросли останется!

— Понимаете, во времена Иванова, Маркова и Пикуля массовыми тиражами издавались Толстой, Достоевский, Каверин, Тынянов и масса хорошего народа. Когда мне говорят о дефиците хороших книг при Советской власти, я отношусь к этому с некоторой иронией — да, мы читали Мандельштама в ксерокопиях и Гумилёва в списках. Но Достоевский был издан, и Лесков доступен — что не отменяет моего счастья от лавины возвращённой литературы.

Есть такое понятие "точка общественного интереса" — эта точка общественного интереса была тогда сосредоточена на литературе. Причём это специфика двух веков, и теперь этот солнечный зайчик уходит к другим образам, не буквенным, а зрительным. Ну и что? Много вы знаете сейчас мастеров Палеха и Гжели, или архитекторов двадцатых? Род искусства не исчезает, а просто уходит в катакомбы. Иногда из них возвращается, иногда и нет.

— Это Вы в том смысле, что издают (готовы издавать/могут издать) почти все?

— Да. Причём стоимость полиграфии такая, что издательство легко может рискнуть очень небольшими деньгами. Например, тысячный тираж будет стоить автору, издающемуся за свой счёт $2000 (Эта сумма гуляет, конечно, в зависимости от качества — но ничего, менеджер может себе позволить). А в масштабах издательства это немного. Основные затраты приходятся на рекламу и распространение — и вот тут уже можно выбирать, кого финансировать.

То есть, из этого бульона "пробников" тащить клёцки.

Есть другое обстоятельство — многие авторы, как и книги, одноразовые. Больше ничего не напишут — их кинули в прорыв, как ополченцев под Вязьму. Им — вечная радость с мемориальной книжкой в обнимку, а издательству — малая, но копеечка. Их не жалко, потому что параллельно издательство развивает затратные проекты.

— Я, кстати, вспоминаю из "Освобожденного Иерусалима" Тассо про Готфрида Бульонского: "Вскипел Бульон, потёк во Храм".

Извините, если кого обидел.

02 сентября 2006

История про разговоры DLXXXVII

— "Евроньюс" сегодня опять отмочило: "Как минимум один человек погиб в Испании, вовремя не попив воды". Блин. Иногда мне кажется, что тексты им пишет Мидянин какой-нибудь. Или Хармс подхалтуривает в перерывах между нетленками.

— Глупости. Ты — лучше. Хочешь, я стану твоим агентом? Ты будешь писать тексты буквально ко всему.

— Ты сволочь. Ты не прочитал ни одново мидянинского текста. Я видел результаты голосования у БВИ. Не имею более ничего иметь с тобою общего. Ищи свои чемоданы на первом этаже под окнами.

— Сволочь… Почему же сразу сволочь? Во-первых, для того, что бы быть литературным агентом, вовсе не обязательно что-то читать. Во-вторых, это не мои чемоданы. Нашёл там два чемодана и три сумки. Все залиты чем-то коричневым и воняют. Внутри — детские вещи, триста грамм кокаина и какие-то дурацкие книги. Не моё.

— Чорт… но твои вещи я тоже найду, не извольте сумлеваться.

— Лано-лано. Денег мне заготовь лучше.

— Толчоного стекла тебе в макароны, противный.

— Не хочу толчёного стекла. Давеча, когда ты нас им угощал Бенедиктов ещё более поправел в своих взглядах, писатель Пронин вывернулся наизнанку, а я выпил дополнительно водки. Тебе это надо?

Извините, если кого обидел.

02 сентября 2006

История про разговоры DXCII

— Это бой негров в тёмной пещере. С барабанами. Встроенных пулемётов.

— Плафон мне друг, но истина дороже.

— А мне дороже обугленные останки стальных роботов.

— Прозябаете на сдачу металлолома?

— Ребята, извините, что я есть. Обещаю впредь не.

— Нежить.

— На себя посмотри. Кучка.

— Конечно, кучка. Ты вот не приехал — пришлось до семи утра хлеб горячий трескать одному. А это — вредно.

— Я застрял на Павелецкой.

— Зацепился плащом в за тюбинги метрополитена?

— Я ехал в таксомоторе. Водитель выкинул меня возле какого-то бара, отобрав портмоне и меховую шапку. Пришлось встречать рассвет у барной стойки.

— Отчего ты не прокусил ему шею?

— От него омерзительно пахло чесноком. Я не посмел. И отчего же за тюбинги? Скорее за слябинги.

— Скрягинги и Скуперфильдсы.

— Розенкранцы и Гильденстерны. Бюскермолены и Роелофсены. Ты же принципиально не читаешь Мидянина. Не нарушал бы традиций.

— Кто сказал, что читаю? Плюнь тому в глаза!

Извините, если кого обидел.

02 сентября 2006

История про разговоры DXCIII

— А марсиане и правда были золотоглазые?

— Пока нет свидетельств обратного.

— Ты молодец. Не графоман.

— А ты — что? Вернулся с ночных полётов над городом?

— Да, поставил велосипед в угол и вот буквально пишу.

— А у тебя есть насос?

— Березин, отнюдь не шали.

— Какая там шалость? Если нет у тебя насоса, то так и скажи. Что кривляться? Хотя, конечно, сознаться в этаком стыдно.

Извините, если кого обидел.