— Знаешь, тут самое страшное, — сказал я, — если всё было не так и воровал кто-то другой. А ты как в известном рассказе Мопассана будешь годами считать, что ожерелье — настоящее.
— Нет, я знаю. Впрочем, всё равно. А помнишь этого?
— Помню. Я ему не завидую. Я вообще никому не завидую.
Этого я помнил. Даже видел часто, но мне было тяжело от его многозначительности, помнил и другого, который получил непонятную мне до сих пор премию "Тэффи". Потом мы поговорили о мёртвых — и поскольку мёртвых среди нас стало много, быстро утомились.
С одной стороны, вынутые из прошлого люди были настоящими, старая любовь тлела под пеплом и когда ты начинал ворошить угли, то на пальцах оставались ожоги. С другой — эти люди были странными, будто придуманными. Верочка родила, а Славины развелись. Я получил отдел, а Валька съездил в Париж.
История про Надежду Мандельштам
Переиздана Надежда Мандельштам.
Я с удивлением понял, что нет никакого комментированного издания её текстов. Нет, тут есть вполне вменяемая вводная статья Дмитрия Быкова — подробная, объясняющая чем хороши воспоминания сварливой старухи, которая постоянно сводит счёты, параноидально ищет во всём следы заговора — чекистского, советского, антисемитского. Её книга настолько несправедлива, что эта несправедливость заметна при простом, но внимательном чтении.
Это лишнее подтверждение мысли Белинкова о том, что для исследования человека пишущего нужен только текст его книг.
И вот Надежда Яковлевна то с гневом обрушивается на желающих ночевать в московских квартирах, то, когда квартира утрачена, с тем же гневом обрушивается на тех, кто отказывает ей в крове. Ну и прочее, и прочее.
Но не в этом дело — сейчас я понял, что комментарий к этим мемуарам принципиально невозможен.
Сам автор пишет:
Он должен иметь в себе три пласта: комментарии к терминам и понятиям. Например, Надежда Мандельштам постоянно вспоминает "Четвёртую главу". Люди даже моего поколения нетвёрдо знают, в какой книге эта глава была четвёртой. А, между тем, это четвёртая глава "Краткого курса ВКП (б)". "История всеросийской коммунистической партии (большевиков). Краткий курс", был не просто учебником по истории Партии, а энциклопедией мироздания. В четвёртую главу была включена статья Сталина "О диалектическом и историческом материализме" с которой и начался весь этот генетически модифицированный Гегель.
Второй тип комментариев — персональный: к людям, что названы по именам, и что не названы:
Третий тип комментариев — сиховедческий.
И на все эти три типа есть два варианта: один — объяснение бесспорного, второй уточнение того, что напутала Надежда Мандельштам.
Эта книга была бы сравнима по объёму с двухтомником мемуаров — но писать её некому. Не то что бы незачем (в науке не бывает вопроса "зачем"), а нет мощностей производителя. Её, впрочем, пыталась комментировать Лидя Чуковская: "Даже похороны Анны Ахматовой Надежда Яковлевна озирает оком опытной сплетницы" — но из следующего века это напоминает лишь драку в ключе "Кто был лучшим другом Анны Андреевны".