Живой Журнал. Публикации 2001-2006

История про Германа

Надо сказать, что я прочитал сценарии Германа. Среди разных историй, что рассказывает Герман в интервью-послесловии, есть и известная — про то, как Симонов идёт ходатайствовать за него перед министром — чтобы Герману дали снять фильм по «Чёрной Стреле» Стивенсона. Симонов, отдуваясь, выходит от министра и говорит: «Всё хорошо, договорились. Снимай свой «Таинственный остров».

Чем-то это напоминает старый фантастический рассказ о том, как люди летят со своей планеты на приём к правительству, чтобы переименовать свою планету, что носит неблагозвучное название «Врежу-в-Харю».

Миссия вроде бы удачна, но бюрократическая машина в результате переименовывает их родину в планету «Унылая харя».

С фантастикой у Германа отношения сложные. И, понятно, что эту книгу многие будут покупать ровно для того, чтобы узнать, что там, собственно, в экранизации "Трудно быть богом". Потому что до премьеры любители Стругацких, особенно сумасшедшие шестидесятники, могут не дожить, а тут ну-те "Что сказал табачник"? Что? Что? Куда сказал табачник, зачем сказал табачник? А табачник — что начальник транспортного цеха, если говорить в терминах языка советского времени.

Причём если каких-нибудь бездумных "Чародеев" критиковали с одной стороны, то стругацкофилы будут мочить фильм Германа с другой. Этот роман Стругацких давно стал паролем для любителей советской фантастики — а у Германа всё по-другому. Изменений мало — валяется в грязи убитый дон Пампа, забыты ируканские ковры и Румата остался на далёкой планете. Дело не в этом — в сценарии смещены все этические и эстетические акценты. По существу он противоположен роману Стругацких, но больше он противоположен тому месту «Трудно быть богом», что рома занимал в головах советской интеллигенции.

Причём удивительный текст «Печальная и поучительная история Дика Шелтона, баронета, так и не ставшего рыцарем» (та самая несостоявшаяся экранизация Стивенсона) имеет особую связь с приключениями космического прогрессора Руматы. Не мечами и латами, а вкусом философской притчи.

А вкус притчи всегда горек, он пахнет сырым дымом пожарища. Радости в том вкусе мало.

В общем, фильм про прогрессора никто не полюбит, кроме кучки отщепенцев. Один из них — я.

Извините, если кого обидел.

05 октября 2006

История про журналиста

Пересмотрел герасимовский фильм "Журналист" и вспомнил, как глядел его когда-то, и думал, поставлены ли все французские сцены на Мосфильме, или сняты во Франции — неизвестно, что было сложнее в тогдашней системе координат.

При этом вспомнил о Юлиане Семёнове и решил, что он всё-таки журналист.

Это журналист такого особого толка, для которого литература — надстройка над журналистским базисом.

При этом биография Семёнова, что называется, показательна — сидел на коленях у Сталина (правда, судьба семей, у которых Сталин потрогал детей, была обычно незавидна). Ну там золотая молодёжь, отец в советской оккупационной зоне вызвал сына, студент-восточник, все дела.

Потом отца сажают на несколько лет, и вот Юлиан, тогда ещё не Семёнов, женится на падчерице Сергея Михалкова.

Мне кажется, что мезальянсом этот брак всё-таки не был.

А впрочем, пойду-ка я посплю.

Извините, если кого обидел.

06 октября 2006

история про Юлиана Семёнова

Я хотел рассказать человечеству о феномене Юлиана Семёнова, но вместо этого пошёл в баню вместе с математиком Пусиком и профессором Гамулиным. Натурально потом Пусик просил меня научить его курить сигары (done) и отгрузил его вместе с пришедшим на огонёк Х. в казино "Алмаз". Пусть потешатся перед концом игрового века.

В результате, человечество осталось в неведении насчёт Юлиана Семёнова, но это ладно. Понятно, как я отношусь к человечеству.

Больше всего меня раздражают люди, что мне сегодня не позвонили. Специально для них, этих людей, я процитирую двух классиков: "Пушкин был не то что ленив, а склонен к мечтательному созерцанию. Тургенев же, хлопотун ужасный, вечно одержим жаждой деятельности. Пушкин этим частенько злоупотреблял. Бывало, лежит на диване, входит Тургенев. Пушкин ему: "Иван Сергеевич, не мв службу, а в дружбу — за пивом не сбегаешь?" И тут же спокойно засыпает обратно. Знает: не было случая, чтоб Тургенев вернулся. То забежит куда-нибудь петицию подписать, то на гражданскую панихиду. А то испугается чего-нибудь и уедет в Баден-Баден.