Однако, я сделал соответствующие наблюдения — оттого, что я скоро (если буду жив) напишу 50.000-й комментарий и 2.500-й пост. Для моего стажа это не очень много, но всё же позволяет сделать некоторые выводы. Среди моих читателей полно мертвецов — некоторые из них за эти пять лет просто охладели к Живому Журналу, а некоторые стали мертвецами настоящими.
Заметил я так же, что приплод читателей уменьшился — собственно, он исчез (400/1663). Нету приплода оттого, что те, кто меня читают — люди в общем, не совсем обычные и, видимо, ресурс этого типа не велик. Правда меня то и дело добавляет в список чтения Йобаный Хуй и ещё полдюжины роботов. Перельман ещё в сомнениях постоянно. Читать — не читать… Или всё же пойти, написать пару формул. Но эти роботы тоже необычные, и похожи на неудачные попытки колдовать одного младшего научного сотрудника — то блюдо на ножках, то комар-гигант. Жалкие какие-то роботы, причём они всё время колеблется, что тваоя трость на ветру имени Паскаля — то запишутся, то выпишутся. Что ж я должен думать о том, кто они, роботы он или нет? Не хочу думать. Лучше я за груздями в лабаз пойду.
Да и мне не нужно много (Тут я себя останавливаю — ведь высокий рейтинг всегда бодрит: мне позвони кто ночью и скажи: "Вы самый интересный мужчина в районе Белорусского вокзала" — кто сказал, кто померял… Неизвестно. Чушь какая-то. А всё равно приятно). При этом важно, что как раз стабилизационный фонд из читателей не нужен, не мне, ни вообще никому. Не от того, что я высокомерен (Это, кстати, не так. Я, скорее, недоверчив как крестьянин: хрен знает кто там стучится — не пальнуть ли для острастки), а как раз в личной позиции сочинителя. Пыхтел бы алхимик над своими колбами и ретортами без возможности публикации в научном журнале? Пыхтел бы, разумеется. А отказался бы от того, что ему герцог насыпал червонцев или какой крестьянин подкинул бы окорок к дверям? Нет, не отказался бы.
Но вернёмся к заочной полемике о том, убивает ли Живой Журнал писателя. Это так же бессмысленно, как вопрос о том, убивает ли писателя мобильный телефон или алкоголь.
Мне заметили, что Живой Журнал заменяет "современную русскую литературу" — это верно, но верно отчасти. Во-первых, я не знаю, что в этом случае "современная русская литература". Я, кстати, всё меньше читаю прозу, и всё больше — исторические работы, биографии и справочники. Поэтому мне кажется, что это не замена литературы, а возвращение к такой архаической форме литературы, как застольные беседы. Ну там собрались бы мы на берегу какого-нибудь Понта, поставили кувшины с вином на стол. Климат позволил бы нам (как наши дома, в которых мы сидим за клавиатурами) надеть подобие туник, а то и вовсе чесать голое пузо. И вот литература превращается в театр, убежавший от цепких суставчатых лап кинематографа — звучат интерактивные рассказы под звук льющегося вина. Где-то тут надо вставить про грузди.
А теперь ещё состав Живого Журнала уже поменялся. Сейчас жизнь идёт будто в Доусоне, где бродят старички, рассказывая, как сыпал Чарли Бешеный золото в салуне под ноги танцующим, как Смок Беллью впарил всем участки дачного посёлка "Тру-ля-ля". А вокруг летят машины, танцуют в дансинге матчиш-прелестный-танец, кипит иная жизнь. С телефоном.
А, по сути, выясняется, что телефон ничего не отменил.
Правда, телефон кое-что поменял, да. Но квазилитературные претензии, что выдвигаются к Живому Журналу довольно бессмысленны. Всё упирается в вопрос "Чего же ты хочешь", который я украл из заглавия бессмертного романа, который никто не помнит, а я вспомню. Я за всех отвечу, расскажу людям про девушку Порцию.
Итак, главное — знать чего же ты хочешь — груздей или золота со дна Нежданного озера. Или въехать на брезентовых санках в палатку, где сидит пригожая девка и варит кофе.
История про перемены в Живом Журнале и их неотвратимость
Надо сказать, что все вокруг начали суетиться, а я этого очень не люблю. Суета происходит вокруг продажи Живого Журнала, как все догадались. Так уж вышло, что и предыдущий пост был в каком-то смысле подведением итогов. Только итоги эти были персональные, хоть вызванные внешним поводом.
То, что народ выказывает некоторую тревогу — так в том нет ничего ненормального. Причём люди сразу же разделились на три группы: безумцев-паникёров (вон, знаменитый? И так мной не изученный Мицгол вовсе прекратил свою деятельность — немного ему было надо), остряков-паникёров, что приговаривают: "Пиздец-пиздец! И потом всем мужчинам и женщинам отрежут задницы и пустят гулять по улице».
Но оптимистичные люди говорят, что это неверно! Женщинам задниц резать не будут, и вообще по улице им тут ходить не страшно, а носик с полсоном пугают до колик.