Читаем Живой Журнал. Публикации 2001-2006 полностью

Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Опять о том же

У Грина есть очень интересное условие для осуществления чуда. Бам-Гран говорит герою: хочешь чуда, кинь все свои деньги, что при тебе, под ноги. Интересно задуматься, кто из нас и когда, не готовясь специально, может выполнить условие.

Ну, а потом ждать чуда.

12 ноября 2002

История про сроки чтения

Надо сказать, что я начал читать Александра Грина ощущая старый совет, выказанный Милорадом Павичем в "Пейзаже, нарисованном чаем". Там говорилось так:

"— Добавим же немного дня в ночь, — повернул отец Лука разговор на шутку и долил воды в вино, однако свой стакан оставил пустым. — Всем, конечно, дозволено угощаться сколько желаете, — продолжил он словно бы в своё оправдание, — но мы здесь — наверное, вы обратили внимание — накладываем еду дважды и доливаем вино дважды. Никогда один раз и никогда — трижды. И книгу, если от неё ждешь чуда, следует читать дважды. Один раз следует прочитать в молодости, пока вы моложавее героев, второй раз — когда вошли в возраст и герои книги стали моложе вас".

Итак, первый раз я шелестел этими страницами в школе. детство было плавным и спокойным — ничего не могло произойти — никакой Бам-Гран не бежал по московским улицам. Второй раз — сейчас, когда мои знакомцы накупили красных капроновых парусов к своим яхтам, а потом легли, прошитые пулями на порогах своих дворцов с золотыми цепями по охраняемому периметру.

13 ноября 2002

История про Грина и Стругацких

— А вы о ч е н ь хотели? — спрашивают Давенанта, и он признаётся, что да. И всё дело в этом хотении, что заставляет его, почти не бравшего в руки ружья, класть все пули в цель.

Кстати, есть забавная параллель между Грином и Стругацкими — рассказы под одинаковыми названиями "Шесть спичек", хозяин гостиницы, и несколько других сюжетов.

13 ноября 2002

История о Джессике и Моргиане

"Джесси и Моргиана" очень странный роман Грина — в нём говорящие имена, а часть интонации почти газдановская, какие-то неясные превращения эмигрантской прозы, а так же такая вот история: "Джесси обошла все нижние комнаты; зашла даже в кабинет Тренгана, стоявший после его смерти нетронутым, и обратила внимание на картину "Леди Годива". По безлюдной улице ехала на коне, шагом, измученная, нагая женщина, — прекрасная, со слезами в глазах, стараясь скрыть наготу плащом длинных волос. Слуга, который вел ее коня за узду, шел, опустив голову. Хотя наглухо были закрыты ставни окон, существовал один человек, видевший леди Годиву, — сам зритель картины; и это показалось Джесси обманом. "Как же так, — сказала она, — из сострадания и деликатности жители того города заперли ставни и не выходили на улицу, пока несчастная наказанная леди мучилась от холода и стыда; и жителей тех, верно, было не более двух или трех тысяч, — а сколько теперь зрителей видело Годиву на полотне?! И я в том числе. О, те жители были деликатнее нас! Если уж изображать случай с Годивой, то надо быть верным его духу: нарисуй внутренность дома с закрытыми ставнями, где в трепете и негодовании — потому что слышат медленный стук копыт — столпились жильцы; они молчат, насупясь; один из них говорит рукой: "Ни слова об этом. Тс-с!" Но в щель ставни проник бледный луч света. Это и есть Годива".

При этом "Джесси и Моргиана" практически и есть Газданов — с его выздоровлениями после смертельных болезней — в болезни должен быть обязательный кризис, когда все комкают платочки, затем платочки распрямляются, кризис проходит. А недуги, кстати, включая смертельные, лечатся стаканом водки.

Негодяи и негодяйки вырезаются смертью из повествования как глазки из картошки, а любовь под абажуром пожирает всё.

14 ноября 2002

История про Лодочника

Лодочник жил во Вьетнаме. Жизнь там была странная, и он говорил, что у советского человека там было три стадии опьянения — та, когда он забывал вьетнамский язык, та, когда он забывал язык русский, и, наконец, крайняя — когда он уже не мог водить машину.

Но, так или иначе, он жил там достаточно долго — и вдруг заболел.

В первый день у него поднялась температура до 37 градусов, во второй — до 37,5, в третий — до 38.

Его положили в госпиталь, а на четвёртый день температура поднялась до 38,5.

Так, планомерно, она поднялась до 40,5, и в этом состоянии он провёл несколько дней разглядывая белый вьетнамский потолок.

А потом так же снизилась. Хотя завхоз посольства, лежавший в соседней палате с похожими симптомами всё-таки помер.

Когда он спросил, что это было, ему ответили — вирус.

— А какой? — задумчиво спросил он.

— Да кто ж его знает, — ответил вьетнамский врач по-русски, — в нашей стране столько неизученных вирусов…

И это его несколько насторожило.

18 ноября 2002