Причём это происходит в тот момент, когда авторитетные критики и редактора толстых литературных журналов стали искать среди фантастов "своих" и на всех углах раздаётся "Там наше спасение! Да пребудет там с нами сила!".
Третье обстоятельство в том, что фантастику начали экранизировать, широким бреднем вылавливая всё, что можно. Ну, вот пародия на "Людей Х" — фильм и книга "Меченосец". Очень хорошо — брёвна там рубят, будто пьяный американский Росомаха на похоронах пляшет. Порвали два баяна, одним словом. Вышел и пропал куда-то очень интересный сериал, аналог "Х-файлов". Выходит "Волкодав" (с которым вообще непонятная история — в рамках рекламной кампании автор книги зачем-то открестилась от фильма, и ну говорить, что всё не так и прочь, прочь от меня гномы без подшлемников. Словосочетание это "гномы и подшлемники" будет долго будоражить неокрепшие умы.
И тут к нам подвалила четвёртая часть итогов — как раз появление в телевизоре автора "Волкодава" показало, как дурно устроен контакт у фантастического гетто с миром по ту сторону проволоки. Потому как если у человека, что является автором книги "Мы, славяне" в телевизоре спрашивают: "
Это запомнят, а какое-нибудь сокращение вооружений — нафиг. Вот он — толкиенист, в телевизоре показали. И неважно, что не толкиенист, как неважно, позволяет ли густота щетины носить гному шлем без подшлемника.
Тьфу, пропасть! Удалюсь на кухню.
История про велосипеды и праздники
Редкий год, когда я думал, что не прервусь на зиму, и на велосипеде въеду под новогоднююю ёлку. Ан, нет — погода заугрюмилась.
А вас, смежники, с праздником.
История про сны Березина № 246
Еду из Варшавы в Берлин — отчего-то на троллейбусе. Оказывается, что есть прямой троллейбус Москва — Варшава — Берлин.
Я успеваю на него, но, оказывается, что забыл что-то важное.
Возвращаюсь, но оказывается. Что забыл в сельском домике под Варшавой что-то другое. Нет уж, надо ехать дальше.
История про сны Березина № 247
Съемная квартира — огромная студия, переделанная из школьного спортивного зала. Кроме этой квартиры, с огромными окнами, со следами шведских стенок и ребристым потолком, я ничего в этом сне не помню.
Жить в комнате величиной с школьный спортзал — это было, видимо, главное.
А так больше не помню из этого сна ничего — кроме, разве высокой травы под окнами — такой, какая бывает близ заводских заборов и в промзонах.
История про сны Березина № 248
Снились похороны — я приехал в провинциальный город, в котором хоронят человека, некогда бывшего знаменитым. Он был «красным директором», или просто руководителем Советского времени. Его хоронят местные, сильно поднявшиеся на чём-то люди (именно в этой стилистике я и рассуждаю с собой в самом сне — «поднявшиеся на» и местные — будто директора какого-то комбината).
Похорон не наблюдаю — только осень, толстый слой листьев на кладбище с высокими деревьями — кладбище сильно напоминает парк в Богородске.
Потом действие перемещается в пригород Ленинграда. Павловск или Пушкин — но дворцы и парки живут где-то рядом, а я со своими товарищами живу в маленьком городке близ Балтийского моря.
Самая точная сцена из этого сна — то, как мы сидим в столовой при заводе и готовимся ехать в Северную столицу — причём я соображаю, что у меня нет ещё билета в Москву. А что я буду делать чужом городе — надо клянчить у кого-то постоя.
За дверью столовой — цеха, построенные ещё в девятнадцатом веке. Под тёмно-красным кирпичом этих сводов — древние станки. Я туда уже ходил перед обедом — и чесал языком со старыми мастерами, пытаясь сойти за своего.
А мастерам было похую — кто я и откуда приехал. Они рассказывали свою жизнь так, не мне, а в пространство, и пили прямо в цехах — закусывая домашними бутербродами и пучками зелёного лука, согнутыми пополам.