Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Там он спит, и в этом вложенном сне им уныло и тягуче недовольно начальство, которое, впрочем, делает это наяву. (Или во сне?). Но больше всего в пространстве этого Сна Березин ругает жизнь — за упущенные возможности.

Березин в ужасе мечется в пределах этого сна, как Вера Павловна в предчувствии гражданской войны, и, так же как она, не в силах проснуться.

28 декабря 2002

История про Стамбул № 1

Вместо того, чтобы рассказывать о Стамбуле в интонации путеводителя, как меня попросили, я напишу об этом здесь. Дело в том, что меня попросила рассказать о нём одна красивая барышня, но, поскольку она уже снабжена всем необходимым в жизни, заигрывать с ней бессмысленно. Поэтому, я, вот лучше другое расскажу — совсем не о квартале Эминёню, в котором ей жить.

Я расскажу как долго бродил по этому городу однотипных кошек. У меня, правда, были совсем другие дела. Говорить про этот город трудно, речь неизбежно сбивается на банальности. Читая одновременно несколько путевых очерков и два-три путеводителя, замечаешь, что авторы беззастенчиво тырят друг у друга наблюдения. Что сравнения запятнаны, метафоры легкодоступны как испитые женщины на ночном вокзале. Один мой знакомец украл название своего стамбульского очерка у Томаса Венцлова, сравнение гарема с картиной Энгра у Петра Вайля, а последний абзац — у Орхана Памука. Впрочем, стиль он тоже украл — у Бродского. Бродский, кстати, незримо присутствовал в этом пейзаже, пока я ездил по той стране и менял гостиницы в этом городе. Поэтому появились в тексте моего знакомца какие-то мифические "фрегаты крестоносцев" и прочая историософская глупость. В остальном — его метафоры были хороши, однако их красота настораживала, как навязчивость стамбульского зазывалы. Так, попал я по его совету в цистерну шестого века, в подземный город Йребатан-сарай, действительно, как он и говорил, похожий на залитую водой станцию московского метро — не знаю уж, у кого было украдено именно это. В чёрной воде под настилом жили какие-то жутковатые рыбы и, беззвучно шевеля плавниками, проплывали по своим делам. Немногочисленные посетители шлёпали по этому мокрому настилу — мимо висящих тут и там психоделических трупаков, мечты некрореализма, подсвеченной жутковатым светом. В подземелье шла выставка каких-то модных художников, и страшноватая электронная музыка подчёркивала нереальность места — отъединённость от зноя наверху, от истории по сторонам. Была лишь причастность к жутковатым мультфильмам-хинтаи, герои которых двигались по стенам да по воде.

Капала с потолка вода — прямо в эти картины техно, что проецировали в пол хитроумные аппараты под потолком, висящие в вышине.

28 декабря 2002

История про Стамбул № 2

Итак, всё вторично и сравнение минаретов с ракетами превращается в подобие рифмы "кровь" — "любовь". Так же традиционна речь о былом православном могуществе, помноженная на оплывший торт Айя-Софии. Всего того, что могло принадлежать России. Речь о времени упущенных возможностей и утраченные возможности былого времени. Мне, слава Богу, выпало другое время — время детектива. Ушедший век, век героев Агаты Кристи, едущих на вокзал Sirkeci. Век Джеймса Бонда, что вернулся with love не from Russia, а именно из Стамбула. Бонд выходил на встречу с агентом именно в Айя-Софии, уже проветрившей магометанский воздух и ставшей музеем.

Я оглядывал царство мужской цивилизации, где в цене анатомическая девственность женщины, а так же футбол и белые носки под хорошо отглаженными брючинами. Вайль по этому поводу рассказывал про свидание на площади Галатасарай, в центре Перы: "К молодому человеку подходит девушка в традиционной одежде — платок до бровей, балахон до пят. Он левой рукой показывает ей с возмущением часы, а правой коротко бьет в челюсть. Зубы лязгают, время сдвигается, пара под руку отправляется по проспекту Истиклаль. Мужчина по-турецки — бай, женщина — баян. Понятно, что бай играет на баяне, а не наоборот".

Всё это подтверждало мою давнюю мысль, что мужчины должны быть обласканы. Неприласканный мужчина нехорош на вкус.

В этом мужском мире, если ни с кем не спать, не тесать хрена о простыни, приходится читать какую-нибудь книгу. Купил я Орхана Памука. Купил задорого, потому как настоящая книга должна быть найдена с трудом и куплена за деньги.

Будучи рождён в Третьем Риме, я понимал, что никакой другой отсчёт этой нумерации, кроме прямого и обратного, в моей жизни состояться не может. Собственно, вариантов немного, и этот — проделали миллионы наших соотечественников в поисках кожевенных изделий — ремней и ботинок, а так же всей этой комиссарско-бандитской униформы, что всё ещё отличает провинциала, затесавшегося в толпу Рима #3.

Комиссары, собственно…

Но я, впрочем, заболтался.

29 декабря 2002

История про Стамбул № 3