Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Наконец, я позвонил Семёнову. Точно следуя ироническому ритуалу, мы договорились встретиться в мечети. Правда мечеть с тридцать пятого года стала музеем, а любой православный не простил бы нам этого названия. Выбор был продиктован известным кинофильмом, только каждый надеялся, что ни его, ни его знакомого не найдут дохлым за колонной.

Холодным утром я разглядывал Святую Софию в чудовищном термитнике лесов, а потом пошёл по кругу — мимо дырки от руки Богородицы, мимо жёлтых блинов с непонятной мне вязью на стенах, мимо древнего места коронации, что было размечено мрамором, как танковые пути на Красной площади.

04 января 2003

История про Стамбул № 8

Мы встретились у колонны точно Джеймс Бонд и его связник, а, может, как два шпиона по окончании войны. Эти два шпиона при этом понимали, что неизвестно кто выиграл эту войну.

Над нами хмурился и плакал Спаситель. Так отражали свет закреплённые под разными углами смальта и камешки.

Семёнов сдал, я понял, что он совсем старик, и трость в руке уже не казалась придумкой стареющего денди. Хотя чему удивляться? Ведь он был почти ровесник моему деду — с поправкой на отсутствие голода, эвакуаций и выматывающего труда.

Мы пошли вдоль стены, мимо строительных лесов, казавшихся частью декорации.

Два стареющих мальчика, два бессмысленных эстета.

— Вы знаете историю о пропавших священниках? — спросил Семёнов.

Я знал историю о пропавших священниках. И даже рассказывал её студентам. Мне очень нравилось рассказывать о том, как во время штурма священники не прерывали службу. И вот, когда, маша своими кривыми саблями, оскальзываясь на кровяных лужах, чужие воины приблизились к алтарю, святые отцы неспешно, один за другим, вошли в стену.

Я представлял, как они, держа в руках священные чаши, исчезают в сером камне. И вот, много лет они ждут, когда мечеть станет церковью. А пока они хмуро пьют там за стеной, стуча чашами. Пьют из них горькую…

Последнее, впрочем, было не для лекций.

04 января 2003

История про Стамбул № 9

— Да, во многое трудно поверить. Вся история не приспособлена к пониманию, — сказал Семёнов и тут же процитировал: «Не свемы, на небе ли есь мы были, или на земли; несть бо на земли такого вида, ни красоты такоя»… Мне всегда больше нравились легенды — и эта ещё больше подтверждает святость места. И подтверждала бы ещё больше, если бы Святая София не сохранилась бы вовсе. Но мудрое сферическое зданье народы и века переживет, как и сто семь зелёных мраморных колонн послужив всем верам, кроме, кажется иудейской, после ислама стали служить самой могущественной секте — секте туристов.

При этом я уже не могу вам спокойно рассказывать, что я видел, как Мандельштам читает в Петрограде эти стихи, а так же мне неловко вспоминать, что я помню Софию ещё действующей мечетью в двадцать первом году…

Поверить в это было можно, потому что он потратил на произнесение этих слов минут пятнадцать.

Мы заговорили о предательстве генуэзцев.

— Знаете, — сказал я, — что укрепляет меня в предопределённости этой истории с падением города? Так это то, что говорят о пушке Урбана. Ведь азиатские пушки не стреляют. И пушка Урбана, предок Царь-пушки, цареградской пушки, тоже сначала взорвалась.

04 января 2003

История про Стамбул № 10

…Мы вышли за ворота и вошли в сквер. На углу стояли два сотых Доджа. Эти машины преследовали меня в этом городе. Эти антикварные Доджи-пикапы D100, или «Свептайны» выныривали из-за поворотов, и я бегал от них будто герой Грина от серого автомобиля. Доджи эти были родом из пятидесятых, необычность их форм, несвойственность современной европейской улице усиливала впечатление. Мы шли мимо змеиной колонны из Дельф, той самой, на которой стоял треножник. По всему было видно, что треножник окончательно заколебался.

Было понятно, что искать Византию тяжело — вроде как бродить по Руси в поисках следов общинного земледелия. Разговор уклонился в сторону, прыгнул вперёд на четыре века и привёл к октябрю 1945 года, когда предатель Волков вошёл в здание Британского консульства в Стамбуле, и, вследствие этого история кембриджской пятёрки пошла совсем иначе, и сама пятёрка стала не пятёркой, а тройкой, и всё стало по-другому.

Семёнов был одним из тех, кто говорил с Волковым. Сказать «допрашивал» было неловко. Оттенки речи теснились, наползали друг на друга, поэтому переспрашивать не хотелось — меня интересовало совсем иное место и другой год. Но старик упорно возвращался к теме перебежчиков. Видимо предательство императора генуэзскими отрядами задело что-то в голове старика, и он не мог остановиться.

Я понял, что разговор о главном нужно отложить на завтра. Впрочем, и я не удержался в рамках двадцатого века и рассказал о древнерусском боевике.

Прежде чем он сел в свою машину, где давно кусал ус турок-шофёр, мы успели поговорить об Агате Кристи. И, в частности, о выставке, посвящённой Восточному экспрессу.