Кемаль стал не Сталиным для Турции (о чём говорят многие путешественники вспоминая его портреты за ветровыми стёклами автомобилей и на видных местах в кофейнях). Кемаль стал тем, чем стал для России Пётр I. В октябре двадцать третьего он основал Турецкую республику (султанат пал за год до этого), в 1925 он победил на выборах и перенёс столицы в Анкару. В ноябре 1928 он насадил как картошку новый латинский алфавит.
Всё это было чрезвычайно симптоматично — кризис империи, военные поражения, что сменялись победами, перенос столицы, секуляризация, и, наконец, гражданский шрифт.
Даже череда военных переворотов, что случилась после его смерти повторяла (с известной натяжкой) наш восемнадцатый век.
С этой интонацией я шёл в Пера-Палас, по дороге вспомнив, что забыл позвонить Семёнову. И правда, всё в гостинице являло собой оплаченную историческую роскошь. Лифт в Pera Palacе с открытой коробкой и шлейфом проводов, оттого похожей на головку матричного принтера, ползущую по направляющим на привязи.
Вместо того, чтобы ломиться к неизвестным мне гостиничным людям я сделал иной остроумный ход — сходить в музей-квартиру Ататюрка. Служитель с почтением посмотрел на блокнот в моих руках и вдруг вышел, оставив меня одного. Мемориальная кровать Ататюрка и телефон с двумя полушариями звонков. Мемориальный же туалет с биде, пришедшийся весьма кстати.
Несколько пыльные диваны и стопка альбомов со старыми фотографиями.
Рядом в Лондре дух был несколько иной, хотя, впрочем, достаточно пафосный.
Бармен стал давать пощёчины музыкальному автомату, хлёстко бить по его металлической морде. Музыкальный автомат, чудовищно замедляя, крутил пластинки. Глухо и утробно звучала музыка Сальваторе Адамо. «A votre bon coeur» лилась с вязкостью хорошего кофе.
Два гигантских попугая вываливали бусины глаз — один вдруг свалился со своей жёрдочки и воткнулся головой в пол гигантской клетки.
Подруга моя запаздывала. В большом зеркале показывался то чужой женский локоть, то манящее, но всё же чужое бедро какой-то американки.
Наконец мы встретились и, взявшись за руки, пошли вдоль линии игрушечного трамвайчика. Перед нами шла пара, и мужчина доходчиво объяснял своей спутнице перипетии городской истории. Говорил он при этом по-русски:
— А потом пришли христиане-крестоносцы и отпиздили византийских христиан…
Всё это происходило на фоне башни Галаты.
История про Стамбул № 15
Делать было нечего — я пошёл в хамам. Выбран был один из самых старых хамамов, которому было несколько столетий и мимо которого я два раза в день ездил на городском трамвае-электричке.
Он был настоящей, правильной конструкции — с дырками в крыше, отчего внутри стояли световые столбы, упирающиеся в пол и купол. Гулко падали даже мелкие одиночные капли, раздавались слабые водяные голоса в хамаме, сливающиеся в один странный гул, когда лежишь на разогретом круге, будто рыба на чуть тёплой сковородке. Именно в хамаме была мыльная — как пузырь — мистика и притягательность чужой культуры, которую невозможно освоить. Все мы были жертвы географии — и я, и Семёнов, и, может быть, жители этого города. Именно не история, а география гонялась за нами по улицам чужих городов как разноцветные американские пикапы.
Рядом стоял мавзолей того самого Мехмеда II, что взял Константинополь. Мавзолей стоял и рядом с чайным домиком и кладбищем, буйно поросшим каменной травой надгробий, будто старое еврейское кладбище в Праге.
Зачем-то я вернулся к теме сладостей — тем более, что рядом обнаружилась чудесная кофейня, где длился унылый звук зурны и гулко били в барабан с выбитым дном.
Ел я и настоящие турецкие сласти — что-то круглое, похожее на женскую грудь с тёмным шишаком-соском, что-то слоистое фисташковое и настоящая пахлава.
В этих сластях было странное ощущение «всего много» характерное для восточной цивилизации — a lot of… Будто ешь жареный сахар, варёный и тушёный сахар, сахар подмоченный и сахар хрустящий. А запиваешь это всё крепким сладким чаем.
История про Стамбул № 16
Странные люди понесли мимо ковры — головы их были покрыты кипами ковров. Эти люди были похожи на мохнатые и пёстрые существа.
История про Стамбул № 17
А вот фиг — вот вам какая история будет:
«Первый блин в Сочельник — овцам. От мора».
Вот.
История про сны № 88
В ночь на Рождество всем приснились страшные правдоподобные сны.
История про чудесную цитату
«С рёвом и грохотом гигантское яйцо запрыгало по кактусовому полю»…
История про Стамбул № 18
Я познакомился с Семёновым за два года до путешествия в Стамбул — в иностранном городе К., где от безделья пришёл на party эмигрантов неявного происхождения.