Потом я ещё раз сходил за этим вином, потом снова — мы вели неспешные разговоры на крыльце миллионерского дома, и вдруг я обнаружил, что в руках у меня мобильный телефон моего приятеля. Это был такой характерный телефон, что назывался тогда «лопата» — раскладной телефон с выдвигающейся антенной.
Этими телефонами дрались в барах как булавами держа их именно за тонкий антенный хвостик.
И вот, я обнаружил, что держу его в руках и жму на огромные светящиеся кнопки.
Я звонил девушке, которую любил в прежней жизни. Кажется, я договорился о встрече — прямо здесь и теперь, но всё же надо было дойти до соседней станции метро, дойти по слякоти и грязи начинающейся осени, через уныние переулка с пустыми домами, фантома картинной галереи и мрачные здания каких-то атомных институтов.
Потом я ощутил себя бредущим по этому маршруту, товарищ мой куда-то потерялся, и я начал с ужасом понимать, что договорился о встрече в час ночи. Постепенно трезвея на ветру, я понимал, что меня влечёт по улицам алкогольный бред и отчаяние, ratio покинуло меня навсегда, но бессмысленное путешествие должно быть завершено.
И вот я вышел к метро, и отдуваясь, как жаба, остановился:
Ко мне приближалась галлюцинация.
Девушка вышла откуда-то из темноты и остановилась передо мной. Я не верил своим глазам — было холодно и сыро, ночь упала на Москву плащом прокуратора, жизнь её вполне удалась — а о моей не стоило и рассказывать.
— Ты знаешь, — сказала она. — Ко мне сейчас не очень удобно заходить…
— Ещё бы, — подумал я про себя — ещё бы. Жизнь её вполне удалась, и — не только профессиональная.
— Тут у нас, правда, есть одно заведение… — продолжила моя любовь. — Но оно не самое дешёвое…
Эта фраза, кстати, всегда действует на встречах старых возлюбленных как катализатор. Я замотал головой вверх-вниз и вправо-влево одновременно. А потом прошёл за ней через череду грязных дворов, и, наконец, начал спускаться по лестнице в углу одного из них. Лестница была мокра и заплёвана.
Но вот с визгом отворилась стальная дверь, и перед нами открылась картина, напоминающая фильмы о Джеймсе Бонде. Там был свет в конце тоннеля, высокие технологии, полированная сталь, антикварная мебель и иная жизнь. Ещё там было несколько биллиардных столов. Вокруг них плавали странные существа, похожие на персонажей звёздных войн. Один был с голым пятнистым черепом, другой с фиолетовым ирокезом, третий — злобный с виду карла.
Клянусь, там даже была официантка с тремя грудями! Хотя это, кажется, из другого фильма.
Мы прошли мимо этого зверинца в соседнее помещение и уселись за дерявянными столами точь-в-точь, как в немецкой бир-штубе.
Разговор не клеился. Сбылись все мои мечты — видение из прошлого сидело рядом со мной, а я не в силах был вести себя весело и непринуждённо.
И тут мерзавец бармен прошёл через всё пространство комнаты с кассетой в руках. Он сунул её в щёлкнувшую пасть музыкального центра — компакты были тогда не в чести.
Раздались знакомые звуки. На кассете подряд были записаны Yesterday, а затем — «Осень» Шевчука. И тут я поплыл, мышцы моего лица искривились, и оно рухнуло на подставленный кулак…
Так что — братков не трогать! Это — святое. Жизненная песня.
История про жизнь и смерть всяких начинаний
Настали Святки, наступило время предсказаний и страшных пророчеств, и путь наш к весне прям и стремителен. Поэтому сейчас я буду булькать из-под воды, буду, как карла Альберих, предрекать окончание отмеренных характеристических времен. Я буду предрекать всем мор и глад, скорые падения вершин и потопы. Однажды редкая в нашей компании своей прагматичностью барышня говорила о своей будущей жизни. Разговор ветвился. Вокруг шумело застолье.
— Ты напишешь о войне, а потом?.. — спросила она.
— Вот ты напишешь об играх и о еде, а потом?..
— А потом, когда ты все напишешь?
— Потом я умру, — ответил я просто.
Но умирают не только люди. Падеж происходит и среди мелких сайтов, и среди крупных сетевых проектов. Но всего интереснее — жизнь и смерть огромных сетевых объединений, которые, как и всякие человеческие объединения, имеют свои характеристические времена (термин из физики). Можно говорить о прикладной термодинамике человеческих сообществ. Но все равно все они исчезнут, как кубик Рубика, что был идеальным примером приватной комбинаторики.