Живой Журнал. Публикации 2001-2006

У нас страшная прививка от революционного романтизма — и это не гражданская война, не красный террор восьмидесятилетней давности. Эта прививка — окружающая действительность.

Романтики попробовали себя в локальных войнах, и оказалось, что война довольно угрюмое и грязное — в прямом смысле этого слова дело. Нет того, о чём писал Лимонов в «Дневнике неудачника»: «…И вдруг очнешься на своей-чужой улице в костюме от Пьера Кардена, с автоматом в правой руке, с мальчиком-другом тринадцати лет — слева, сжимаешь его за шею, полуопираясь на него — идёте в укрытие, и это или Бейрут или Гонконг, и у тебя прострелено левое плечо, но кость не задета.

Изучаемый новый чужой язык, стрельба по движущимся мишеням, бомбежка. Надо быть храбрым, этого от нас хочет история, хочет несчастный кровожадный всегда народ, надо быть храбрым и отчаянным — Эдичка Лимонов, надо, брат, надо!».

Оказалось, что бронетехнику надо уметь водить, ящик рации чрезвычайно тяжёл в горах, а разряженный горный воздух не насыщает лёгкие.

04 февраля 2003

История про то же

После первой гражданской, то есть после той гражданской войны, которая долго была единственной, Виктор Шкловский сказал фразу, которую я повторяю многократно: «Много я чего видел, а впечатление такое, что был в дырке от бублика. А война состоит из большого взаимного неумения».

Итак, романтиков повыбили быстро — их знания ограничивались школьной сборкой-разборкой автомата Калашникова. Им на смену пришли местные жители, и профессионалы — лётчики и танкисты

В городе происходит другое. В городе происходит перемещение экстремизма в эстетическую жизнь, потому что даже политика — это шоу.

Придумать сейчас что-то новое в искусстве очень сложно. Даже, кажется, что всё уже придумано — об этом уже сказано. Поэтому людей, делающих в нём карьеру часто посещает мысль, что можно что-то разломать. Заменить слова действием или информационным поводом. Это очень помогает нравиться — толпе, товарищам, девочкам. А девочкам это помогает встать в один ряд с мальчиками. Чем обречённее дело — тем лучше, хотя потом наступает всё тоже — взаимное неумение и продажа. Причём, каждый раз революция называется последней и заключительной.

05 февраля 2003

Опять история про то же самое

Убивать и мучить людей из соображений политических или эгоистических, в деревне или в городе, ничем не лучше, чем убивать их на войне.

Романтики в экстремизме нет — это коммерческое предприятие. И современная революция — коммерческое предприятие. марксовы законы неколебимы в этой лакуне, где гексоген стоит дешевле героина. Правда, подсесть на него сложнее. Но, зато, и соскочить с этой иглы тоже невозможно.

Одноразовые мальчики, участвующие в современной революции — это политический капитал, тот, что по сути является экономическим. Он приносит прибыль.

Западное общество давно научилось превращать терроризм в изящное зрелище — это прибыль на романтизме. Левацкая книга может очень хорошо продаваться, она безопасна, как вирус гриппа для уже переболевшего человека. В конце шестидесятых, в семидесятых годах она еще давала обострение, впрочем, несмертельное.

В России ситуация иная — прививки от левацкого экстремизма она не получила. Он еще вполне романтичен, его эстетика, слава Богу, давно проверялась кровью по-настоящему.

05 февраля 2003

История про Мерля и Цветкова

…А я помню младшего Алексея Цветкова, о котором идёт речь, лет пять назад. У него было столько волос, что иногда он делал из них на столе подушечку и спал, положив на неё голову. Был он малого роста. За ним волочилось придуманное наречие «контркультурно» — замена слову «клёво», знак наивысшего одобрения. Подмышкой был зажат Маркузе. Говорить с ним было интересно.

Много лет назад мы с университетским приятелем читали роман Мерля «За стеклом» — единственное произведение, которое можно было прочитать о 68-годе, о гошистском мордобое и западных леваках. Тиража этой книги, будто в пособии для служебного пользования, указано не было. Это было странное чтение. Чужая жизнь, полная политических событий, казалась сказкой в нашем безвременье. Я вспоминаю об этом потому, что до сих пор о западных левых у нас весьма смутное представление — несмотря на то, что переведены уже десятки книг о них, книг художественных и научных.

05 февраля 2003

История про выбор

Тогда, двадцать-тридцать лет назад люди взрослые на контркультуру смотрели с недоумением. Де Голль говорил про гошистов: «это мальчики, которые не хотят учить уроки». Де Голлю потом пришлось уйти в отставку, а общество переварило левые идеологии.

Русский бунт переварить невозможно.