Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Про то, как они зовут Русь к топору, очень хорошо написал еще Достоевский. И он же хорошо написал, что из этого выходит.

И жить нужно дальше. Жить и строить, прощаясь со своей жизнью, только когда это Богу угодно, не делая культа ни из служения государству, ни из упрямого противостояния ему.

И нечего глумиться над убитыми — мертвые сраму не имут.

07 февраля 2003

История про недоумение

Нет, я решительно не понимаю, что делают все эти люди в Сети в ночь с субботы на воскресенье.

09 февраля 2003

История про утопию: вместо эпиграфа

— Вот я и спрашиваю: какая теперь у вас большая мечта?

Кондратьев стал думать и вдруг с изумлением и ужасом обнаружил, что у него нет большой мечты. Тогда, в начале XXI века он знал: он был коммунистом и, как миллиарды других коммунистов, меч-тал об освобождении человечества от за-бот о куске хлеба, о предоставлении всем людям возможности творческой работы. Но это было тогда, сто лет назад. Он так и остался с теми идеалами, а сейчас, когда все это уже сделано, о чем он может еще мечтать?

А. и Б. Стругацкие. Полдень, XXII век.

11 февраля 2003

История про утопию. Первая

Во множестве классификаций фантастической литературы, родившихся внутри круга писателей и критиков этой самой литературы, есть одно общее. Это размытость границ жанра. Когда фантастика — наше все, то все — фантастика. Гоголь, разумеется, фантастический писатель, а уж Гофман — наверняка. Фантастикой становится Одоевский и Достоевский, а так же Милорад Павич. В одном из биографических справочников в числе критиков фантастики значится Михаил Михайлович Бахтин — поскольку книга Франсуа Рабле явно не реалистична. Границы жанра на-поминают границы масляного пятна, расползающиеся по скатерти.

Широка фантастика, и оттого хочется сузить ее классификацию. Расширение круга писателей и сопутствующей им инфраструктуры было связано вот с чем: Гоголя и Рабле брали в союзники, чтобы сказать академическому литературоведению и советской идеологической литерату-ре: «Мы — тоже литература». Теперь — другое время. Доказывать ничего не надо, фантастика вполне жизнеспособный организм, очень корпоративный, со своими премиями и рейтингами. С тиражами, превосходящими многие другие популярные жанры. С текстами, действительно в традиции Гоголя, и текстами действительно в традиции Рабле. Или, скажем, Замятина. Но текстами совершенно самостоятельными.

Среди многих произведений, которые попадают в фантастический жанр по праву входят несуществующие социальные конструкции. Короче говоря, утопии. Утопия есть искусственное слово, придуманное Томасом Мором для того, чтобы назвать так несуществующий остров — место, вернее не-место, где царил придуманный им социалистический строй. Имя этой стране дано неким Утопом, что для русского уха имеет особое звучание.

11 февраля 2003

История про утопию. Вторая

Полное название книги Мора, написанной, кстати, за полвека до знаменитой книги Рабле — в 1516 году было «Золотая книга, столь же и полезная, сколь и забавная, о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопии».

С тех пор утопии пошли гулять по литературе — от «Города солнца» Томазо Кампанеллы до утопий (и антиутопий) XX века. Деление социальных конструкций, кстати, очень забавно — потому что большинство утопий изображают столь кошмарные миры, что от приставки «анти» можно смело отказаться.

Действительно, самые радостные для современника миры — от придуманного Ефремовым в «Туманности Андромеды» до коммунистических образов Стругацких оказываются неуютными для читателей-потомков.

Классическая утопия обычно располагается на острове. Видимо, морская граница подчеркивает её отъединённость от реального пространства. Знаменитый Город Солнца находится посередине огромного холма на острове Цейлон, который перемещён на экватор. А в Новую Атлантиду герои попадают, отправившись в из Перу в Южные моря, заблудившись после шторма. В страну северамбов путь лежит через острова Зелёного мыса, потом надо достичь трёх градусов южной широты, и ждать наступления бури. Буря, значит, принесёт туда, куда нужно.

13 февраля 2003

История про утопию. Вторая