"Я думал о неудобствах, вызываемых присутствием Эвелины. Все оказывались пострадавшими в той или иной степени — все, кроме Эвелины, никто из нас не мог ей сопротивляться и никто не думал этого делать. Она могла быть утомительна и несносна, но никто из нас никогда не сказал ей ни одного резкого слова и не отказал ей ни в одном требовании. Никто из нас не понимал, почему мы это делали. По отношению к ней мы вели себя так, будто имели дело с каким-то отрицательным божеством, которое не следует раздражать ни в коем случае — и тогда, может быть, оно растворится и исчезнет".
Это было похоже на девушку, которую я знал, казалось, давным-давно.
История снова про математику
И я, как в замкнутом кругу крутился в сплетении несуществующих мостов — Kramer-Brucke лавочного, зелёного Grune Brucke, потрошкового Kottel-Brucke, Schmiede-Brucke кузнечного, деревянного Holz-Brucke, высокого Hohe-Brucke и Honig-Brucke медового.
И даже восьмой, искусственно построенный Kaiser-Brucke не помогал делу… А ведь загадка давно решена, посрамив топологию — мосты сожжены, а через Прегель, транссексуализировавшийся в Преголю, перекинута бетонная эстакада.
История про музей сексуальных культур
Не помню, рассказывал ли я эту историю. Но, на всякий случай расскажу ещё раз. В одном губернском городе сопредельной страны музей сексуальных культур. Шёл себе по улице — смотрю: вывеска. Музей, типа. Культур-мультур.
Очень хорошо — я прошёл во двор, пробрался между гаражами, обогнул лужу. Поднялся на крыльцо, подёргал ручку. Заперто. Потом, разговаривая с местными жителями, вспомнил об этом музее.
— Сходи, — говорят, всё равно сходи. Интересно там. Мы тоже несколько раз ходили — повезло с третьего. Там с расписанием сложнее, чем с менструальным циклом.
Ну и пошёл. Взял, правда, с собой одного своего коллегу с его походно-полевой женой. Принялись мы смотреть на фотографии трахающихся лис, которые были сцеплены как тяни-толкай и затравленно смотрели в объектив. Черепах на этих фотографиях вытягивал голову и кусал свою товарку за вываленную бессильно шею. Пингвины были как всегда комичны, змеи сворачивались в абстрактный клубок проволоки. Неизвестно кто, розовый и пупырчатый, жил под водой и, видать, тоже спаривался.
Впрочем, возможно, он просто занимался онанизмом.
Рядом стояла скульптура ракетчицы — девушка обнимала аэродинамический предмет с неё ростом, к которому больше подходило название "девичья мечта".
Японцы выдрючивались, китайцы выкобенивались, Запад выделывался. Славяне до поры хранили гордое молчание, но потом я обнаружил в отдельном зале незалежный магический амулет — настоящий украинский трёхчлен. Был он не очень велик, но зато внушителен — настоящий трёхглавый хрен, найденный на раскопках где-то под Днепропетровском. Я сравнил его с государственным гербом на гривне и побрёл дальше — мимо техногенных существ Хаджиме Сароямы и плейбойских чулок Оливии де Бернардье. Чё я там не видел — как украинский волк парит бабушку? Как внучка спрашивает старуху: "От чего у тебя бабушка, такие большие глаза"? Чё, не видел я акварельной порнографии девятнадцатого века — в кружевах и комканных нижних юбках?
Тем более, румяный молодой человек, ухватив свою барышню за руку, растворился в темноте. Он нашёл правильное решение, а мне грозила судьба подводного жителя.
Нечего мне было там делать, тем более пугала меня висевшая надо всеми этими экспонатами надувная резиновая баба — с раскрытым от ужаса ртом.
История про ромашки (начало издалека, по просьбе товарищей)
…Ручьи текли под каменными осыпями, отзываясь прозрачным шелестом на наше тяжелое дыхание.
Я раздвигал руками упругий стланик, отворачивал лицо от его ударов, снова убирал с пути ветки, нащупывая место для постановки ноги, чудом сохранял равновесие в объятиях этих странных деревьев-кустов и всё же шагал вперёд.
Наконец, мы выбирались на старые гари, где росла сорная берёза, дерево пепелищ.
Через неделю мы вышли на плато, с четырёх сторон окружённое гребнями скал. Воздух был сер, были серы дальние и ближние горы, была серой, но чистой и ледяной, вода в озере. Цвет этого мира был — серый. В таких местах буддийские монахи ставили монастыри. Наше дыхание прерывалось от усталости и приобщённости к этой серой тайне, нет, не от знания, а от присутствия у Озера.
Однажды мы заснули под шум моросящего дождя, а, проснувшись в сереющем рассвете, увидели, что палатка стоит среди потоков воды. Спешно собравшись, по пояс в реке, которая уже начинала глухо ворочать камни, нужно было перебраться на другой берег. Дождь всё лил, и то, что казалось вечно сухим и прочным, было размыто, затоплено мутной водой.
Земля под ногами, небо и тайга менялись каждый день.
На берегу пресного моря мы нашли серный источник и лежали в нём под светом полной луны. Температура в озерке, расположившемся прямо в гальке прибоя зависела от прилива.