Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Впрочем, вот ещё одна история. Проезжая на троллейбусе мимо села Перевального, точно посередине между Симферополем и Алуштой, я постоянно встречал толпу негров в солдатских шинелях советского образца. Через некоторое время я прочитал в одном иностранном детективе про террориста по имени Сами Хамаад, прошедшего военную подготовку в Sanprobal Military Academy, Crimea. Военная история Крыма удивительна. Даже если делить цифры на коэффициент "двадцать" партизанские действия в крымских горах поражают. Например, горные аэродромы оборонялись от немыслимых полчищ вражеских солдат. При этом Крым — странная земля с налётом ничейности. Выясняется, что город Севастополь забыли кому-то передать, а может и не забыли.

Очередной общественной сенсацией стало то, что после утери СССР (Россией) согласно мирному договору с Турцией именно она, Турция, а не какое другое государство должно владеть Крымом. И опять — не суть важно, что записано в договоре двухвековой давности. Общественный миф, подтверждая то, что идея, овладевшая массами есть материальная сила. А миф косвенно говорит о том, что Крым не принадлежит никому.

Он не может принадлежать даже гипотетическому независимому и обособленному государству. Как не может принадлежать никому Царство Божье. И точно так же, как метафора не может принадлежать никому. Она может лишь иметь исторические корни восприятия.

В начале восьмидесятых по рукам ходила книжка "Осторожно, горы!". Это руководство по технике безопасности было написано не сколько для туристов, сколько для отдыхающих. По сюжету оно больше напоминало известный сюжет: "На охоту поехало шесть человек, а вернулось-то только четыре. Двое-то не вернулись".

Несколько туристов в жаркий летний день замерзли в Большом каньоне. Курортника снимали со скалы при помощи вертолёта. Студент с переломленным позвоночником жил в пещере ещё сутки. Школьники заразились энцефалитом. Море выносило утопленников десятками. Купальщица умерла в мучениях после встречи с медузой.

Рай был опасен. Но у этой опасности смерти есть и естественное продолжение. Продолжение жизни.

16 июля 2003

История про Крым № 3

Много лет назад автор совершал ежегодное ритуальное путешествие.

Он поднимался вверх и опускался вниз вместе со своей будущей бывшей женой. Стоял ноябрь. Моросил дождь, между тем воды в горах было мало. Приходилось черпать её из каменных ванн — настоянную на буковых листьях.

Чёрный этот настой, бесспорно, был галлюциногеном.

На плато Караби мы оставили рюкзаки, чтобы добежать до края — закатное солнце валилось в тучи, кровянило их как вату. Зрелище стоило того — и мы несколько минут зачарованно наблюдали этот катаклизм.

Начался ветер. Снизу, как тесто из квашни вывалился туман и пошёл на нас стеной. Туман опережал нас, хоть мы бежали к нашим припасам. Но рюкзаки, оставленные в двухстах метрах, было невозможно обнаружить.

Начался дождь.

А в полночь повалил снег. Начинался, между тем, отменённый праздник Октябрьской революции. Спасения не было. Я сломал плеер и развёл костёр в карстовой воронке. В трёх шагах от костра было холодно, рядом — жарко, а сверху на нас лила оттаявшая вода с дерева. Мы грели друг друга телами и отчасти грели крохотный костёр из веток этого дерева, покрытых льдом. Наутро мы увидели, что всё запорошило — и на плато молчаливо лежит толстое ватное одеяло, выпавшее из туч.

Потом мы спускались по белому склону гор — и это была Япония. Тёмно-красные ягоды дрожали на чёрных ветках. Мягкий снег уже перестал.

За сутки была прожита судьба. В горах осталось лишь пустое место, где мы любили.

Итак, Крым — это метафора личной жизни. Отпускной роман. Студенческие каникулы. Предел поэзии развитого социализма — путешествие в Ялту на три дня зимой. С расплатой за легкомыслие — потому что ничего незначащего в жизни нет.

Литературоцентрическая цивилизация имела в Крыму множество точек привязки. Чеховская Ялта, Бунин, суетливость и поэтичность гражданской войны, описанная Сельвинским, стихи Мандельштама, Паустовский, и один из самых мифологичных текстов настоящей советской литературы, написанный Аркадием Гайдаром. В этом тексте есть всё — будущее крымских татар, пионеры-герои, барабанщики, спрятанные ружья, смерть, любовь и Военная Тайна, которой никто никогда не узнает.

Впрочем, предвестником беды маячил рядом с Коктебелем мыс, по странному совпадению названный — Лагерный. Однако — совпадений не бывает.

Но главной точкой крымской литературной метафоры был Коктебель. В его исконном названии был оттенок фронды. Коктебель был местом литературным, структурирован, как и вся русская литература XX века. Каждый из ступающих на узкую полоску бухты играл свою ритуальную роль. Все приезжали туда, где, языкат, грозил пожаром Турции закат.

Эпоха кончилась вместе с шорохом камешков под колёсами растаможенных автомобилей. Крым перестал быть дачной столицей русской литературы.

Лишь одиноко торчит над горами какое-то сооружение. Если спросить знающего человека, то он ответит:

— А-аа, это искусственная Луна.