Но ещё лучше он подходил ко мне — искавшему утешение в путешествиях.
А вокруг росли огромные борщевики, похожие на бамбук — вдвое выше человеческого роста, они подтверждали святость воды. Место было действительно необычное — по дороге то и дело проходили парами карлики, цокая копытами, прошла одинокая лошадь. Лежал скелет автомобиля — сквозь него тоже пророс борщевик.
Ночь упала на русскую землю, и мы принялись прятаться от неё в придорожных ресторанах, где оттягивались после рабочего дня плечевые и дистанционные, где звучала армянская речь и угрюмо гавкали собаки — неестественно разбросав лапы по земле.
Все искали своего счастия, или чего-нибудь прекрасного, кроме него.
Для арьегардного боя с темнотой мы остановились в поле, установили зловещего вида китайскую ракетную установку и открыли огонь салютными шутихами в сторону бензоколонки. Наконец, под смачный звук рвущихся цистерн с бензином, мы поехали дальше.
Борщевики трясли нам вслед своими сложными зонтиками и гудели полыми трубками стеблей.
История про сны Березина № 98
Приснился довольно унылый сон. Действие его происходит в Польше — я живу там зимой, в сельской угрюмой местности. Надо сказать, что это происходит в северной, более бедной части страны.
Мы (нас четверо — две женщины, мой знакомец-поляк и я — едем куда-то, в маленький городок, по направлению, кажется, на Познань.
Но посередине пути разочаровываемся — надо возвращаться, а уже темнеет, тосклив и печален мой путь, и боль незакрывшихся ран охватывает меня. Внезапно передо мной оказывается подвесная дорога — что странно, абсолютно горизонтальная, да к тому же с одним тросом. Мы стоим на занесённой снегом площадке и ждём люльки. "Это не на Познань, нет? Нам на Познань не нужно, совсем не нужно, нам в обратную сторону" — неизвестно на каком языке спрашиваю я у паньства, стоящего рядом.
Но вот, свистя и скрежеща, выезжает к нам люлька — краска на ней облуплена, внутри на резиновом ребристом полу лежит снег. И над землёй она весит невысоко — не выше метра.
Поместится в ней может человек десять — как в маршрутном такси.
Мы рассаживаемся и люлька несётся по направлению к нашему дому — среди темнеющих заснеженных полей. Пассажиров обходит кондуктор — замотанная в платок женщина, взятая напрокат из Советской России. Она говорит, что проезд стоит двадцать злотых, но мои товарищи говорят, что я должен заплатить за всех, а дома они мне отдадут деньги. Оказывается, нужно дать тысячу, и у меня возникает устойчивое убеждение, что меня обманывают — причём все. От кондуктора, до моих конфидентов, что наверняка не отдадут мне денег.
* * *
Однажды моя знакомая решила издать книгу. Про пауков.
Ну, дело-то житейское, со всяким может случиться. Но она отчего-то предложила вести переговоры мне и по этому поводу зайти в одно подмосковное издательство. (Я честно говоря не читал этой книги, и даже сейчас теряюсь в догадках, были ли там освещены пауки, жужелицы, или прочие сколопендры).
Я договорился о встрече. Приготовил себе на утро белую рубашку, поставил будильник. Но на беду мне тут же перезвонил мой товарищ и предложил поехать банкротить один завод. Собственно, приятелю я нужен был для массовости.
Да и завод был какой-то странный, по производству безалкогольных напитков, где-то между Ленинградом и Москвой. Нынешние его московские хозяева его получили за долги и не знали, что теперь с ним делать.
Я отнекивался и отпирался, но мой товарищ настаивал, говорил, что это-де с утра, много времени не отнимет, а денег принесёт куда больше, чем все издательские хлопоты.
И я согласился.
Мы приехали в офис заводовладельцев, и нас сразу усадили за большой стеклянный стол. На столе лежали криво написанные бессмысленные бумаги и вместо привычного графина стояла бутылка водки «Русский стандарт».
Мы прополоскали горло, и тут к нам вышли два крепких парня с короткой стрижкой. Медленно и неспешно потёк деловой разговор. Слово за слово, жидкость кончилась, и членистоногая секретарша принесла новую. Наши собеседники с удивлением обнаружили, что не нужных рабочих не нужно расстреливать на рабочих местах, а можно им просто дать денег и они покинут эти места сами — радостно и навсегда.
Через три часа, мы, довольные друг другом расстались. Мы давно говорили на одном языке и хорошо понимали трудности друг друга.
Потом товарищ отвёз меня, вполне ещё прямоходящего, в издательство. И снова я сидел за столом, но алкоголические пары уже начали во мне работу.
Сначала мы говорили о жизни, потом о литературе.
Издательские люди говорили:
— Давай Владимир Сергеевич, мы это исследование о пауках издадим.
— Ну, давайте, издательские люди, — отвечал я им с опаской. И очень меня смущало, что уж больно они были покладистые.
— А давайте ещё про сколопендр вставим, — говорил я.
— Давайте, — отвечали они.
— А вот про жужелиц, — спрашивал я.
— Конечно, — сразу соглашались те.