Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Никакого спектакля не было, я ничего не понимал. Косноязычные речи длились пять минут, десять… Пахло настоящим советским праздником, словами "дефицит", "прогрессивка" и "перевыполнение плана", профсоюзными апельсинами и каспийской акацией, что, по слухам, в начале марта на юге косят косами, чтобы вручить старухам у переходов и станций метро — вместо флагов и транспарантов.

Я посмотрел на друга-эмигранта. Челюсть его упала с глухим стуком на грудь, и я понял, что сейчас он заорёт, крик забьётся раненой птицей под сводами, но всё потонет в овации.

11 марта 2002

История о бытовой химии

"Парфюмер" Зюскинда есть история о злом гении. Это ещё история о химии.

Зюскинд написал роман о волшебнике запахов, сюжет этого романа быстр, как сюжет хорошего рассказа — вот рождается ребёнок, вот он движется по жизни, коллекционируя все существующие запахи и создавая свои, новые. Противоположно Мидасу, всё, к чему он прикасается превращается в прах и тлен. Это не изгой, не унтерменш, это существо-функция, катализатор. Живое превращается в неживое. Это химия распада. А распад всегда пахнет сладко. Специфика запаха разложения в том, что она притягивает. Империя, великая французская империя, загнивает на корню, как неубранный урожай. Человечество готовится к опыту настоящей народной революции.

Зюскинд написал успешный роман-метафору. Он успешен потому, что это, одновременно, и триллер, и философский текст, синтез массовой культуры и элитарной эстетики. Он увлекателен и стимулирует логические построения.

Во-первых, Зюскинд написал роман о соотношении гения и злодейства. Ещё пример Вагнера показал, что можно быть подонком и гением одновременно. У Зюскинда эта мысль представлена в чистом виде.

Во-вторых, тема романа — бытовая химия. Именно с химией связан наш быт. Химия, кстати, долгое время была в литературе тенью физики. Пугало ядерного оружия и планетарных катаклизмов делало своё дело в массовом сознании, но на рубеже веков физика отдалилась от обывателя, а химия медицинская и парфюмерная начала отвоёвывать свои позиции.

Физика окончательно залезла в чёрный ящик, красота квантовой механики и построений единой теории поля недоступна обывателю. А слово "химичит" недаром имеет особый смысл в русском языке. И недаром Маяковский просил о воскрешении именно химика.

Большинство героинь американских фильмов о любви и любовных романов вначале сомневаются в своём чувстве — "ведь это просто химия", убеждают они себя.

Зюскинд написал о химическом парфюмерном оружии. Особом оружии современной цивилизации.

12 марта 2002

История про пальму, белку и фотографа

Однажды, давным-давно, когда вода была мокрее, а сахар был слаще, некоторых студентов возили на археологическую практику. Студенты ковырялись в сухой и жаркой земле Тавриды, пили бессмысленное розовое вино и гуляли по набережной. По набережной так же фланировала публика. Эту картину точно описал хороший писатель Коваль: "Прогулка по набережной без всякого сомнения, — всегда любопытна. Вот курортные молодцы шастают взад-вперёд, глазами излавливая девиц. Да немного ныне на свете девиц — так, не поймёшь чего шандалит по набережной — и недоростки, и переростки, и откровенно поблёкшие бляди". К этому, правда, Коваль пририсовал ещё рисунок с автографом: "Вот и девки, ждущие женихов. Такие, однако, толстопопые".

Публика на набережной время от времени фотографировалась, давая пропитание целой мафии нищих фотографов. Один из них был примечателен своими фотографическими аксессуарами — вместо обезьяны у него была ручная белка. Так же рядом с ним в кадке стояла помесь пальмы и ёлки. Этот фотограф всем пришедшим за фотографиями говорил, что дескать, зайдите через неделю. Учитывая, что люди часто фотографируются в последний день перед отъездом, чтобы показать на далёком севере знакомых толстопопых и не очень девиц, а так же, чтобы иметь под рукой свидетельство уже женских побед, фотограф всё же входил в положение курортников. За небольшие деньги он обещал выслать им фото по почте.

Дело было в том, что фотограф, кажется, даже не вставлял плёнку в аппарат. Отдыхающие легко забывали об отданных деньгах — они казались мздой не фотографу, а белке.

Но студенты-археологи, напившись бессмысленного розового вина, приходили к нему снова и снова. Сезон раскопок начинался в апреле, и к сентябрю, те из них, кто продолжал ковыряться в земле, приходили к владельцу белки с всё более и более толстой пачкой квитанций.

А оправдываться фотографу было всё труднее и труднее.

И вот, в середине бархатного сезона студенты обнаружили, что с набережной исчезли пальма в кадке, белка и, разумеется, фотограф.

Он покинул курортный город, славящийся лечебными грязями, и ушёл по широкой дороге идущей через степь. Я так представляю себе эту картину — плоское пространство до горизонта, пусто и безжизненно, освещено закатным солнцем. По дороге бредёт человек с пальмой на спине, а рядом с ним бежит, быстро перебирая лапками, позванивая цепочкой, унылая белка.