Живой Журнал. Публикации 2001-2006

— Причём, по условиям задачи, — сказал я, — диаметр внутреннего шара — больший.

Балдина это не смутило абсолютно.

— Это, — ответил он, — взрыв шара.

Ещё меня чрезвычайно раздражало, что Балдин пользовался успехом у женщин. только я начну распускать хвост и рассказывать всяко разные байки сотрудницам, но как придёт Балдин — все головы повернутся к нему.

29 сентября 2003

История про Ясную Поляну (часть пятая)

…Я возвращаюсь мыслями к моей гипотетической спутнице. Вот мы идём вместе, вокруг холмы, река вдали. Лев Николаич Толстой, однако, бегал сюда купаться.

Я произношу:

— Один из интереснейших жанров — игра со словом в поддавки.

Известно, что однажды на охоте Толстой забыл оттоптать вокруг себя снег, и медведица, поднятая из берлоги, обхватила промахнувшегося и увязшего в снегу писателя, начав грызть ему лоб. Он не мог молчать и орал, что есть мочи. Толстого спасли, но шрам остался на всю жизнь.

Так вот рассказ: «Однажды Лев Николаевич Толстой (тут можно напомнить про его любовь к детям), отправился на охоту. Внезапно ему в голову пришла мысль о переходе в иудаизм. Забыв очистить себе пространство для свободы маневра, как советовали ему мужики, он не оттоптал снег, а так и стал перед берлогой, размышляя.

Промахнувшись с первого раза по поднятой медведице, Толстой увяз в снегу и попал к ней в лапы. Она обхватила великого писателя земли русской и со злобы начала грызть ему лысый лоб.

Внезапно зверь вгляделся в своего противника внимательнее, и что же он увидел?

Зеркало!

Это и спасло Льва Николаевича.

Медведица, увидев страшную морду, злобный оскал и собственные длинные когти, поспешила убраться восвояси».

29 сентября 2003

История про Ясную Поляну (часть шестая)

Итак, мы с очаровательной дамой гуляем по полям и, наконец, находим ясную полянку. Трава на ней скошена, но достаточно давно, так что она не колет ноги.

Мы снимаем обувь, я стелю на поляне плед, вынутый из сумки.

В какой-то момент моя спутница кладёт мне ладонь на грудь, расстегнув предварительно рубашку.

Рот её полуоткрыт, и налитые чувственные губы особенно прекрасны в этот момент.

Вскоре мы путаемся в застежках, она, наконец, откидывает голову себе на локоть…

Мы занимаемся любовью прямо под клёкот трактора, вынырнувшего из-за пригорка.

Тракторист приветливо машет нам.

Нет, так не годится…

Куда же идти? Заблудившись, я начал тупо глядеть на солнце.

«Оно сейчас на западе», — размышлял я, «оно на западе, а мне надо… Куда же мне надо? На север? Или…».

Я вслушивался в шумы. Нет, это не шоссе. Кажется, это вертолёт. И вот, махнув рукой, я зашагал куда глаза глядят.

Глядели они туда, куда нужно, и вскоре показались зелёные указатели с загадочной надписью: «к любимой скамейке».

Такие надписи в мемориальных парках всегда приводили меня в трепет.

В Михайловском, например, они сделаны на мраморных кладбищенских плитах, и, прогуливаясь поздним вечером, я часто испуганно вздрагивал: что это там, у развилки?

Ближе становился различим белеющий в темноте квадрат и кляксы стихов на нём.

Несмотря на величие пушкинского слова, хотелось убежать от проклятого места.

29 сентября 2003

История про Ясную Поляну (часть седьмая)

Тут я даже побежал.

Почему-то на бегу я опять вообразил себе несущегося по лесу Льва Николаевича. Нет, лучше Салтыкова-Щедрина, которого мои школьные приятели называли просто — Щедрищин.

Да, воображаю себе, как он, бывший генерал-губернатор, махая лопатистой бородой, кричит:

— Воруют, все воруют! Что же сделали с моей страной?

И поделом. Нефига губернатором служить. Сиди и не высовывайся, а коли капнут на лапу, так молчи. Тогда-то уж чего высовываться!?

В уме я сопоставляю публицистику Толстого и Щедрина и никак не могу понять, что получается в результате.

Щедрин — тут всё понятно, а Толстой…

Я думаю о Толстом — всё же я приехал в Ясную Поляну, а не в какую-то заштатную Карабиху или Спас-Клепики.

Зачем ему все эти утренние забавы помещика? Зачем весь этот босоногий пахотный идиотизм? Зачем неприличное писателю возмущение общественными нравами?

Я, кстати, заметил, что как только писатель начинает кого-нибудь обличать, а, хуже того, изъявляет желание пахать землю или встать к какому-то загадочному станку, его литературный путь заканчивается.

Хотя нет… Тут я в испуге остановился.

А вдруг, этот помещик, юродствующий во Христе, оказался прав? Вдруг?

И, между прочим, я давно замечал за собой желание опроститься, очиститься для лучшей жизни…

Тут выныривает откуда-то из-за куста моя эфемерная знакомая.

Фу, не буду я на неё смотреть, не буду смотреть на её тонкие музыкальные пальцы с аккуратными ногтями, на её французскую кофточку, на стройные лодыжки.

— Хрен тебе! — говорю я ей. — А ты займись мозольным трудом, вложи в руку электродоильник! Что!?

Лик моей спутницы растворяется в заповедной растительности.

30 сентября 2003

История про Ясную Поляну (часть восьмая)