Живой Журнал. Публикации 2001-2006

В-третьих, Капица был учёным — не такого калибра, как его отец, но это уже не важно. Он получил хорошее образование, поэтому его беседы с другими учеными — это беседы людей, говорящих на одном языке.

Мне говорили, что «беседы» же Гордона с его гостями, да и сам подбор этих гостей (зачастую несущих околонаучную чушь или — вещающих с умным видом на всю страну устаревшие ещё в середине тридцатых взгляды), те вопросы, которые задает Гордон, напоминает беседу китайца с голландцем без переводчика. Гордон не может оценить качество информации, которую ему преподносят. Это «удовлетворение собственного любопытства» — за счет телевидения. Лучше уж никакой информации, чем такая — не сортированная по принципу качества.

На что я отвечал, что Гордон не заменяет Капицу, он именно наследовал Капице. А наследники, всегда проматывают имение своих дядюшек.

Можно привести аналогию с врачами. Итак Капица — это врач-традиционалист, а Гордон — врач модный (хотя, не обязательно представитель знахарской практики).

13 октября 2003

История про невероятность очевидного. (По следам наших выступлений)

В научной традиции есть некая традиция описания — верификация, предварительная апробация и многое другое, что греет мне душу. Эти традиции — тонкая, часто рвущаяся мембрана, но это единственное, что удерживает научное мировоззрение и здравый смыл от спекуляции.

К тому же, если вещь не может быть изложена на понятном языке, то что-то с ней не чисто. Нет, речь идёт не о полной и универсальной доходчивости, а он определённых приближениях. И, если человек говорит с непрофессионалами, и, в обычной речи, скажем, вместо слова «эпизодически» норовит сказать «спорадически», меня это настораживает. Особенно меня веселит в этом смысле птичий язык современного литературоведения и культурологии.

Я видел разных физиков у Гордона, такими же различными были и лирики. Впрочем, больше тех, что косноязычны, да ещё они оказывались летними дураками. Сразу, кстати, видно, когда человек с умным видом несёт чушь. Как писал, кажется, Ильф — все бездарные писатели пишут одинаково. И даже — одним почерком. И ясно, что есть много учёных, которые могут быть лекторами, а есть интересные учёные, которые говорят плохо.

Но сидят перед экранами, скажем, инженеры, программисты, домохозяйки с неоконченным высшим и хронической бессонницей… И глотают — всё подряд. Как сказал другой непредвзятый человек: «Если то, что глотали у Капицы — было качественно приготовленным питательным, но немного пресным бульоном, то блюдо Гордона — это весьма сомнительный крюшон: то рыбная косточка попадется, то свиной хрящик, то — спелая дыня… Невкусно».

Понятно, что в «Очевидном-невероятном» тоже хватало спекулятивных гостей-упырей — то у них тарелки подлые летали, то руины, извините, говорили. Но материалистическая цивилизация не упивалась этим, по крайней мере, на виду.

Просто, топая сапогами, пришла демократия, пришла, рассыпалась клоками, повисла повсюду — и вот, утеряна строгость стиля.

А настоящая строгость стиля, как в настоящем Новом Средневековье только в монастыре. Но нет ничего тоталитарнее и противоположнее телевидению, чем монастырь.

13 октября 2003

История про библиофилов

С собирателями всё, конечно, непросто. Это кто бы сомневался.

Но с коллекционерами книг всё ещё сложнее. Понятно, во-первых, что вложение денег в картины или бронзу куда эффективнее — если рассматривать коллекцию с точки зрения капитала.

Но, это во-вторых, собиратель живописи, даже если и сидит в заточении, но он может видеть картины как говорится, лицом. То есть изображение находится перед его глазами. А собиратель-библиофил наблюдает свою коллекцию в обычном состоянии лишь в качестве корешков. То есть книга утрачивает свою книжную функцию — она превращается в параллепипед, а ровные слои букв могут никогда и не увидеть солнечного света. Я утрирую, конечно.

То есть, коллекционная книга не подразумевает чтения.

Например, прижизненное издание Онегина при известных отличиях в тексте не читается. Коллекционер держит для чтения современный экземпляр.

Наконец, третье обстоятельство — книжные коллекции (например, собрание всего о маршале Мюрате) живут ровно столько, сколько живёт коллекционер. Или до тех пор, пока он не разорится — что, по сути, одно и то же.

15 октября 2003

История про PR-человека Юденич

— Ну, скажи, Савва, скажи, ну тебе-то — зачем это нужно?!!

Леонид Зорин. Покровские ворота.

За сегодняшний день два раза меня спросили о Марине Юденич. Так вот что я отвечу. Юденич для меня вообще загадка.

Во-первых, мне непонятно, зачем она пишет. Не для денег — это очевидно. Это тип светской женщины, что живёт вне слова «заработок». Деньги для неё сгущаются из самого светского общества — посредством загадочного явления, что описывается словом «проекты».