Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Что означает это слово, мне неизвестно, но знающие люди мне объяснили, что нужно в ответ на вопрос о том, где работаешь, говорить — «есть у меня пара проектов».

Но, что касается женщины Юденич, то она действительно представляет для меня изрядную загадку. Зачем она лезла в телевизор? Зачем она занялась писательством? Зачем она — всё.

Это совершенно непонятная фигура.

Я время от времени встречаю её на развороте глянцевого журнала, в окружении каких-то роскошных интерьеров собственной квартиры, то вижу репортаж с её свадьбы, напечатанный в «Масонском мукомольце», но совершенно непонятно — зачем, зачем…

Фармацевтический Лопахин, нахрапистый Брынцалов мне и то понятнее. Его существование — гимн мимолётному желанию, стук крестьянского топора по стилю и изысканности. А Юденич при этом-таки действительно училась в Сорбонне.

Когда я работал в одном бумажном издании, то сказал, что при мне Юденич не будет упомянута ни словом. Эта установка была выполнена, слово я своё сдержал, но теперь можно дать волю своему недоумению.

Так всегда бывает, когда видишь странный образец социального безумия — человек выстраивает жизнь в воздушном промежутке между двух стульев, выходит, облитый нечистотами и в рубище не оттого, что религиозен и не из корыстных соображений. Обманывает кондуктора: купив билет, отказывается от поездки.

Литературный проект Юденич начался сравнительно недавно — он построен на том, что сюжет её книг забывается моментально, стиль чудовищен — он не системообразующ, как у многих дам, что пишут детективы, и не уникален настолько, чтобы её можно было узнать по десятку страниц. В настоящих массовых жанрах конвейер заставляет считаться с потребителем, в элитарной культуре всю растительность гнёт под себя харизматический ветер. Но тут феномен зависания в воздухе — между двух стульев.

Судя по прессе, Юденич занималась ещё и дизайном и цветоводством (кроме экономики, антропологии, философии, менеджмента и культурологии). Фотографии предъявляли какой-то хитрый дизайн в её доме, саде и огороде. Можно было бы заняться дизайном, шляпными формами, на худой конец, абстрактной живописью — которая априори не верифицируема.

Мне действительно непонятно, почему человек, получивший психологическое образование, так подставляется — окружает себя тепличным раем проплаченных рецензий, не видит (или видит — это ещё непонятнее), что размеры оплаченной теплицы крохотные, мир почитателей виртуален.

При этом я знаю десяток людей, писавших о Юденич за деньги, и ни одного — хвалившего её по велению сердца. Может, это тримальхионов пир новейшего времени, может это просто безумие?..

Я гоню прочь свою ненависть к Юденич, понимаю, что это гадко и богопротивно, но ничего не могу поделать. Я пытаюсь объяснить это чувство унылой фрейдовщиной, вытеснить его положительными эмоциями — но не могу. Я надеялся объяснить то, как у меня сводит скулы при её имени простой завистью. Наконец, я искал спасения в генетической памяти о том, как голодали мои предки в Петрограде во время блокады его войсками Юденича.

Потом мне рассказали, что Юденич тяжело болела, и я пытался тогда воспитать в себе жалость. Но и этого не вышло.

Беда.

P.S. специально для некоторых читателей: мой приятель Хомяк ничего не подозревает о существовании Марины Юденич. Надо будет ему соврать. что она любит развлекаться с хлыстом.

15 октября 2003

История про порнографические фильмы (по следам наших выступлений)

Понятно, что в пятницу вечером только такое и писать. Ну, так ведь кому-то достаётся в этом раскладе сухая теория.

Однажды ко мне пришли специально обученные люди и наладили связь с Космосом. Правда, когда я сам увидел это, то обнаружил космическую тарелку, что закрывала половину фасада.

— А хера она такая большая?

— Такая осталось, — хмуро ответили специально обученные люди. — Но за те же деньги.

Я недоверчиво хмыкнул, но делать было нечего. Связь с Космосом уже была налажена.

Дни шли за днями, складывались в месяцы и годы. В Космосе всё было запутанно и сложно. Был, например, один космический канал, что рычал на неизвестной мне разновидности арабского языка и показывал чудесной красоты ковёр. Этот ковёр висел в телевизионном экране, чуть дрожа, шевеля своими розовыми и красными волосками — как-то я долго смотрел на него, потом пошёл в души вернулся — ковёр был на месте. Я сварил себе кофе и прочитал почту — ковёр наличествовал. Через час он, правда, сменился на своего собрата голубоватого оттенка.

Потом я набрёл на порнографический фильм — причём это был фильм с чрезвычайно разветвлённым криминальным сюжетом. Удивительно ненатурально дрались в нём мужчины-порноактёры, будто потеряв мужской задор. Берегли, видимо, лица и руки.

Педерасты в фильмах по соседству почему-то совокуплялись исключительно молча, без всяких звуков. Вот тётки-лесбиянки вопили почём зря, не говоря уж о том, когда брали с собой мужиков.

Продравшись через десятки диванных магазинов, сотню говорящих голов, я снова обнаружил совокупительный фильм под названием…