Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Так и литературоведы воспитанные восьмидесятыми, безумным спросом на возвращённую литературу, продолжали выдавать «на гора» всё новых и новых писателей, что легли в польскую, французскую, китайскую и американскую землю. Они извлекают из архивов рассказы и стихи, главным качеством которых привязка к диаспоре. Эти тексты прочтут только два раза — цитируя на докладе, второй раз, шевеля губами, пробормочет старушка-корректор, когда выйдет академический сборник тиражом в три сотни.

Газданов оказывается как бы на склоне холма, на гребне которого его признанные классики — Бунин да Набоков, а если сделать шаг дальше по склону холма русской эмигрантской литературы — нечитаемое, неразличимое. Не оттого, что уж так плохо писали, но оттого, что не нужно.

Нет загадочного «широкого» читателя у Бунина, что говорить о Терапиано и Фельзене.

Это напоминает ситуацию с проходным экзаменационным баллом в институт. И те, кто недобрал этих баллов, ничуть, может, и не хуже. Может, задатки их круче, чем у тех, кому вручили студенческий билет. Наверняка в каждом из непрошедших — свой огромный мир.

Но приняли не их, а других.

У Газданова этот балл проходной, необходимый для известности, был. Он — на грани, без запаса, но в основном списке.

02 декабря 2003

История про телефон

Должен сказать, что мой телефон съеден.

Поэтому, если вам от меня что-то нужно звоните мне домой или же подождите несколько дней. По той же причине я не знаю части ваших несохранённых телефонов.

Извините, если кого обидел.

04 декабря 2003

История про фантастическое у Газданова

Начать хорошо бы со следующей цитаты:

«Газданов, Гайто — собственно, Георгий Иванович Газданов (1903, Санкт-Петербург — 1971, Париж) — русский писатель-фантаст. Не окончил гимназию. Воевал в гражданскую войну на стороне белых с 1920, эмигрировал в Турцию, потом перебрался во Францию. Работал грузчиком, мойщиком паровозов, рабочим на автомобильном заводе, ночным таксистом. Учился в Сорбоннском ун-те, не закончил.

Начал печататься в 1926.

Газданов, Гайто //Энциклопедия фантастики: Кто есть кто /Под ред. Вл. Гакова. — Минск: ИКО "Галаксиас", 1995. С. 155.».

Собственно, это наглядная иллюстрация того механизма, которым описывается фантастика. Дело в том, что есть некоторый формальный признак, предъявив который как пропуск, можно зачислить Гайто Газданова в писатели-фантасты.

У него есть известный и хорошо описанный мотив двойничества, а так же картины антиутопии некоего Центрального Государства в «Возвращении Будды».

То есть, в текстах Газданова есть элемент фантастического.

В той же мере фантастом можно считать Бориса Поплавского, про которого Газданов говорил: "Он всегда казался иностранцем, куда бы ни попадал. Он всегда был точно возвращающимся из фантастического путешествия, точно входящим в комнату из недописанного романа Эдгара По».

Про двойничество, кстати, написано довольно много:

«Значительное место в творчестве Газданова занимает тема двойничества. Вполне осознанный характер выбора им этой темы показывает его программная статья «Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане», в которой писатель, в частности, утверждал, что «фантастическое искусство существует как бы в тени смерти…» и что «почти все герои фантастической литературы и, уж конечно, все её авторы всегда ощущают рядом с собой чье-то другое существование. Даже тогда, когда они пишут не об этом, они не могут забыть о своих двойниках». (С. А. Кибальник. Поэтика потенциальной аллегоричности в «Призраке Александра Вольфа» // Дарьял, № 3, 2003».

Тут есть некая путаница, вызванная смешением фантастики как вида литературного творчества и бытования её творцов и читателей.

Теперь важное замечание — часто в фантасты пытаются записать всех великих писателей, кто употребил что-то мистическое или необычайное в своих текстах. В результате «фантастическое» находится не только у Булгакова, но и Свифта, Гоголя, Пелевина Гомера, Мильтона, и, разумеется, и Паниковского. Не говоря уж о Бабаевском — потому что мир его «Кавалера Золотой Звезды» заведомо фантастичен. Мы приходим к утверждению «литература = фантастика». Это заведомо непродуктивно, но выгода только лишь в том, чтобы встать под сень бюстов великих.

Сразу нужно сказать об определениях. Под фантастикой в данном контексте понимается корпус текстов, сложившийся в XX веке, корпус писателей, идентифицирующих себя с понятием «писатель-фантаст». Фантастика для меня также — пирамидальное сообщество из писателей, издателей, критиков, читателей.

Это, так сказать, базис. А в качестве надстройки — брэнд, то есть традиции, взращенные в послевоенное время. Итак: фантастика для меня совокупность текстов, писателей и сообщества.

В этом-то и парадокс современного (часто маргинального, самодеятельного) литературоведения, записывающего в фантасты Газданова. Логично было бы дополнить этот ряд Брюсовым или утопией Краснова. Роман последнего, кстати, при переиздании назван отчего-то «фэнтези».