Живой Журнал. Публикации 2001-2006

У писателя Лагина была обыкновенная биография в необыкновенное время. Эта биография была вихревой. Эта биография — путь еврейского мальчика, которому шторм революции и Гражданской войны позволил вырваться из беспросветной нищеты, и стать тем, кем он стал — писателем, журналистом, сценаристом. Впрочем, место его рождения нельзя назвать захолустьем — это Витебск, город шагаловских коров, кривых домиков с покосившимися заборами — белорусская Одесса. Ему было за что биться в Гражданскую — сначала он вступил в ВКП(б), а уж потом, именно потом — в комсомол.

Это было поколение, беззаветно преданное революции — до хруста теменной кости, до тачки в колымских рудниках.

В Минске писатель Лагин, который не стал ещё писателем, учился в консерватории, в Москве — в будущем «Плехановском» (тогда это был Институт народного хозяйств имени К. Маркса), а потом в Институте красной профессуры.

Затем Лагин стал заместителем Кольцова в «Крокодиле», был он, между прочим, кандидат экономических наук и настоящий газетчик. То есть не просто администратор, а, на манер Кольцова, пишущий редактор.

В неудобные времена он сбежал от ареста на Север. Ему устроили командировку, и вот он сидел в Заполярье и, в свободное время писал не только о полярниках, но и историю о нескладном седобородом джинне.

Наконец, он дописал сказку о старике из кувшина. Эту история, как заводная игрушка, имела в себе золотой ключик. Всё дело в том, что Буратино у нас несравненно популярнее, чем Пиноккио. Точно так же старик Хоттабыч, окружённый пионерами, давно затмил для советского, а потом и российского читателя, Ф. Энсти — то есть Томаса Энсти Гатри. Этот англичанин давным-давно написал свой «Медный кувшин», со стариком, вылезающим из этого самого кувшина. Задолго до англичанина эту историю рассказали тысячи нищих в пыли восточных базаров и платных рассказчиков в харчевнях. Но англичанин всё-таки рассказал её по своему — в век огня и пара, под треск первых самодвижущихся экипажей. В лагинском же романе бестолковы волшебник попал в мир чудесных вещей, а в мир превращённых людей. И это подкосило волшебника бесповоротно.

Текст романа плавился как пластилин, писатель Лагин дописывал и переписывал его. Удивительно, что никому не пришло собрать все его редакции в одном томе и снабдить культурологическим комментарием. Британские империалисты сменялись американскими, менялась маркировка на плавучей мине, которую Хоттабыч принимал за место заточения своего непутёвого братца Омара, а в варианте 1955 года советский пионер попадал в Индию, и кочуя на слоне, повторял другое, не менее действенное политическое заклинание: «Руси хинди, бхай-бхай».

Некие талмудические евреи расшифровывали историю о старике из кувшина согласно формулам Каббалы и искали в ней следы витебских коров и отпечатки пальцев местного ребе.

Давно уже старик Хоттабыч превратился в бренд — можно надеяться, что от сети магазинов такого же названия что-то перепадает наследникам Лагина. Для нашего повествования важна не коммерческая судьба самого бренда, а то, что из книги и из фильма по сценарию Лагина в нашу речь вошли ключевые слова «трах-тибидох» (лишённые тогда всякого пневматическо-сексуального акцента), волоски из бороды, да и само слово «джинн» стало употребляться куда более по-домашнему.

Тогда, кстати, оно писалось с одной буквой «н» и никому не приходило в голову путать его с напитком.

Сама идеология этой книги связывалась с жизнью планеты причудливо — советский идеолог и ведомый им араб с ворохом возможностей для изменения мира — только вместо белой бороды у реального араба был чёрный нефтяной фонтан.

Потом писатель Лагин умер, написав много разного рода фантастических книг.

Старик Хоттабыч, по слухам, жив и увлекается радио.

О том, что стало с пионерами, я стараюсь не думать.

09 декабря 2003

История про писателя Драгунского

Судьба Виктора Драгунского причудлива — само место его рождения сейчас предмет зависти ныне для многих. Он родился в Нью-Йорке.

В СССР это было, скорее, неудобством.

Всё дело в том, что его семья бежала от погромов в Америку, а вернулась незадолго до войны, той ещё империалистической. Революция, снова война. Отец умер, отчим-комиссар умер от тифа, второй — отчим-актёр убедал куда-то. Нужда да завод. Москва да театр, учёба в мастерской Дикого, Театр Сатиры, концерты и снова война. Ополчение и фронтовые актёрские бригады.

Он был настоящим клоуном — целый год выступал в цирке. Потом Драгунский придумал пародийный театр, что-то вроде профессионального КВН’а. Во время всего этого были написаны фельетоны, сценки, даже несколько песен.

А писать прозу он стал очень поздно — в конце пятидесятых. Говорят, что сидел где-то на холодной даче думал как жить дальше. И начал писать «Денискины рассказы».

И вот, со стороны кажется, что он автор одной очень весёлой книги.

Это так часто кажется о людях разнообразных талантов. Один успех выпячивается, затмевает другие.