Живой Журнал. Публикации 2001-2006

Через некоторое время я подумал, что часть гостей решила остаться у меня жить. Но нет, они всего лишь решили остаться ночевать. Тогда я чем-то сам напоминаю себе героев фильма "Мимино", просыпающихся в кабине грузовика где-то на Ленинских горах.

— Спи спокойно, — успокаивает своего товарища один из них. — В этой гостинице я хозяин.

Один из моих приятелей, став учителем, по привычке вставал рано, мы брились по очереди и продолжали выпивать, уже в пиджаках и галстуках. Однажды нас увидел один лохматый и босой литератор, вползший в кухню в поисках водопровода.

Звали литератора — Сивов. Он вспомнил вчерашний спирт, и что-то подкатило к его горлу. Литератор Сивов скрылся в глубине квартиры, топоча босыми пятками. Жалко мне было его в тот момент, но жалко не очень. Потому как, появляясь в моём доме, Сивов воевал с моей санитарной и бытовой техникой, выходя при этом победителем. В последний раз он победил приёмник, а как-то — унитаз. Впрочем, было бы довольно страшно, если бы унитаз победил Сивова.

Появился у меня и другой литератор. Был он странен, звонил много раз, предлагая вложить полтора миллиарда в "Парк Духа", потом читал что-то из моих рукописей на коммерческих радиостанциях. Говорили, что он связался с сатанистами. И, правда, один его глаз смотрел вверх, а другой в сторону. Любил этот литератор задумчиво, по слогам, произнести слово "трансцендентально". К нему хорошо подходила фраза Миллера о том, что есть люди, которых, как Пеперкорна в "Волшебной горе, приводит в экстаз само слово "экзотический".

Но более всего меня поразило, как он ухаживает за женщинами.

Сидя на моей кухне, он подсаживался к незнакомкам и, ласково гладя локоть очередной гостьи, бормотал:

— Ты такая классная, знаешь, ты такая классная… Ромбический додекаэдр переходит в ортогональную проекцию, а Юпитер уже в семи восьмых. Как меняется картина осени. Я много сказал о лунном свете, не просите меня о большем, только слушайте голоса сосен и кедров, когда их колышет ветер, и вот ты такая классная…

Глаз его вращался и горел негасимым трансцендентальным огнём. Как-то я заснул, привалившись к стене, и вдруг обнаружил, что девушка под его ладонью сменилась, а речь осталась прежней. Фамилия этого литератора была такой же вкрадчивой, как и его разговор: Ильющенко.

Это были не уходящие праздники, не переходящие праздники.

И это всё о них.

27 августа 2002

История о хронологии

Франсуа Рабле родился не то в 1483, не то в 1494 году, а с 1532 по 1564 годы были изданы пять книг его романа "Гаргантюа и Пантагрюэль", из которых пятая, по слухам, принадлежит не ему.

Его современниками были Леонардо да Винчи, Эразм Роттердамский, Альбрехт Дюрер, Томас Мор, Мигель Сервет и Микеланджело Буонарроти, точные даты рождения и смерти которых всякий любопытствующий может посмотреть в энциклопедии, а на худой конец, просто спросить у кого-нибудь.

Умер Рабле в 1553 году. Немного погодя, в 1844-м, родился Жак Анатоль Тибо, более известный как писатель Анатоль Франс. В 1909 году он посетил Буэнос-Айрес и прочитал там несколько лекций о Рабле. Франс читал лекции в католической стране, и оттого — не вполне успешно. Потом он умер, в 1924-ом.

Однако в это время уже жил Михаил Михайлович Бахтин, родившийся в 1895 году. Михаил Михайлович был человеком нелегкой судьбы, а в 1940 написал книгу о Рабле и раннем Возрождении, которая была издана в 1965. Умер Михаил Михайлович в 1975 году, когда уже никто и не верил, что он ещё жив. Писатель Тынянов умер много раньше, в 1943 году, "своей смертью" — если смерть бывает чьей-то собственностью. Он умер от тяжелой и продолжительной болезни, успев, правда, написать много хороших книг и взяв эпиграфом к своему роману "Смерть Вазир-Мухтара" строку из арабского поэта иль-Мутанаббия (915–965) — "Шаруль бело из кана ла садык", что в переводе означает: "Великое несчастье, когда нет истинного друга". Впрочем, эту фразу задолго до Тынянова повторил Грибоедов в частном письме к Булгарину.

Хотя это к делу не относится. Я родился… Но, впрочем, не важно, когда я родился.

Важен лишь случившийся факт. Итак, после них всех родился я.

Рабле на портрете неизвестного гравёра выглядывает из сортирного сиденья, поставленного вертикально и увенчанного, правда, лавровым бантиком. На голове великого гуманиста бесформенная нахлобучка, а более бросается в глаза уставной подворотничок. Общий же вид ученого и писателя совершенно невзрачен — это медонский священник с наморщенным лбом, а не пантагюэлист. В Большой Советской Энциклопедии он погружён между Рабоче-Крестьянской Инспекцией (Рабкрин) и Карлом Раблем, австрийским эмбриологом. Про то, что он основал великое учение пантагрюэлизма, там ничего не написано.

27 августа 2002

История об утилитарности занятий литературой и о том, что не всегда хорошо долго идти по выбранному пути