Над маленьким городом висят однообразные тучи. Вода поливает венгерские и чешские могилы на кладбище, зелёный танк у входа и бесконечные черепичные крыши. На кладбище, под огромной плитой, с бетонной плакальщицей в головах, лежит мой дед. Его лицо на жёлтом эмалевом овале втиснуто под серую цементную руку. В больнице для престарелых на другом краю города, за рекой, умирает его жена.
Напротив меня, под рваным гостиничным одеялом лежит пятидесятилетний больной человек. Это мой отец.
Он всхрапывает во сне, перекладывает по подушке голову. Дождь не прекращается, новые облака набираются силой и сползают по склонам в долину, чтобы снова намочить брусчатку узких улиц и жёлто-сине-серебряные самостийные флаги. Люди прячутся от дождя по домам. Они спят и стонут во сне, мешая мне думать. Кто они? Вот мой отец. Я продолжу жизнь под его именем. Кто он?
Отец мой любил Рабле, и сразу хотелось что-нибудь изучить не хуже любого специалиста, чтобы вбежать в этот гостиничный номер и с порога брякнуть. Нет, небрежно бросить в разговоре:
— Ты зря пренебрегаешь мыслью Бахтина о снижении, не отмечаешь перехода от головных уборов к травам и овощам, к гусёнку, доводящему героя до блаженства.
— Блаженство это, — продолжал бы я, — батя, есть не что иное, как пародийный образ вечного загробного блаженства, однако поднимающегося снизу вверх.
Но, может быть, это не убедило бы отца в моей правоте, а главное, в моём уме. Вывод Бахтина показался бы ему натянутым. Тогда я, прихлебывая коньяк, оставшийся на столе в нашем номере, спросил бы его:
— А знаешь ли ты, чьи черты имеет Пикрохол? А-аа, не знаешь!.. Это же Карл V!.. Оттого я гораздо, гораздо умнее тебя!
Теперь я думаю, что это мне вряд ли помогло, ибо уже тогда мой батюшка редко вслушивался в слова своих оппонентов, и, тем самым, изобрёл оригинальный метод достижения победы в спорах.
Вдруг я понял, что все мои рассуждения о литературе носили исключительно утилитарный характер, и я излагал свои взгляды на мировую литературу под маркой школьных сочинений, написанных на заказ, частных писем знакомым девушкам, которым таким способом старался понравиться, а также рефератов по научному атеизму, придуманных для получения зачета. Я был воспитан в духе советского коллективизма и, оттого, был убеждён в том, что честь надо если не беречь смолоду, то поддерживать её в каком-то приличном ей состоянии с детства. Это означало, что путь выбирается навсегда, и пройти надо по нему надо так, чтобы…
Я не был приучен сворачивать, и всю жизнь совершенствовался в своей специальности, к которой относился философски, как к следствию божественного промысла.
Я — старший лесопильщик. Двое вольнонаемных граждан помогают мне ремонтировать лесопильную машину, а многочисленные граждане осужденные засовывают в неё бревна и куда-то уносят получившиеся доски. Жизнь моя, таким образом, протекает неплохо, но однажды мне стало мучительно больно, потому что я познакомился с одним человеком, которого друзья звали просто Марик.
История Марика
Этот Марик окончил некий радиотехнический институт и начал работать в другом радиотехническом институте, покончить с которым у него никак не выходило. Вставал он рано утром, в шесть часов, и два часа ехал за город на работу.
У Марика была уже семья, когда он вспомнил, что студентом он неплохо фотографировал. Запершись в ванной, между сохнущих пелёнок, Марик стал печатать по ночам сделанные в отпусках фотографии.
Ночи он посвящал этому занятию, а утром садился в автобус и ехал крепить могущество и обороноспособность нашей Родины. Так продолжалось некоторое время, и вот он внезапно получил вторую премию на каком-то фотографическом конкурсе. Прошло два или три года, и его зачислили внештатным сотрудником в малоизвестный журнал. А ещё спустя года два он стал фотокорреспондентом известнейшего еженедельника страны. Понемногу Марик стал сочинять и подписи к своим фотографиям. Те, кто рассказывал мне о нём, уверены, что Марик далеко пойдёт. Я тоже так думаю.
Но услышав эту историю, я подумал: "А я-то, что же я! Я тоже хочу!" И с тех пор захотел стать автором. Я, в дальнейшем именуемый "автор" — надо сказать, автору (то есть мне) очень понравилось выражение "в дальнейшем именуемый", потому что он неоднократно, во время своей работы на различных стройках народного хозяйства, встречал эту фразу в деловых бумагах. Как правило, в них он сам именовался "исполнитель", а разные другие, малоприятные автору люди, назывались "заказчики".
И это значительное преобразование, как ни странно, было следствием размышлений в некоем маленьком городке, где дождь равномерно поливает чешские, венгерские и русские — солдатские могилы.
Итак, старший лесопильщик превратился в автора.
История о причинности