— Ты мне весь день толкуешь совсем не это. Ты мне толкуешь, то "что Ходор по-любому будет лучшим законодателем, нежели Грызлов и Рогозин, ага". То ты путаешь судебные решения с внутренними размышлениями гражданина. То ты меня подозреваешь в том, что я хочу посадить всех олигархов. То у тебя одни подписи a priori подделаны, а другие a priori — неподдельны.
Но это ты хорошо сказал — "из экзистенциальных соображений жизненно необходимо навредить "управляемой демократии" им. г-на Пу". Что, собственно, и говорит о том, что "жизненная необходимость навредить" важнее прочего. Если жизненная-то — с пониманием, да.
— Ну, наконец-то.
— Да и я говорю — наконец-то. Действительно, все эти "лучшие законодатели" и "недоказанная вина" — были фуфло и шняка. А базар был в том, чтобы любой ценой насолить кому-то. Я правда, думаю, что этому кому-то на это наплевать, и система довольно упруга — но всё равно понятно. Действительно, наконец-то, мы договорились, что виновность/невиновность, кровь на руках — это всё менее важно, нежели навредить какой-то загадочной для меня "управляемой демократии".
А что? С пониманием.
Не только же брюквой я занимаюсь. Только что ж ты мне высокими материями голову морочил? Я и повёлся.
История про разговоры СDLII
— Того ли мне бояться, что зарабатывая развитием чужой сексуальности я сама превращусь окончательно в каменную статую? И этого, в том числе. Хотя сейчас, когда, как выяснилось, я вполне могу делать эротический журнал, сейчас я пожалуй думаю только о том, что вот, жаль, не на кого выплеснуть свою спящую энергию. Ну так что с того, что первый же день корпения над эрегированными членами и «эротическими» статьями будет концом этой самой моей сексуальности. Было бы что терять. Хотя жаль, жаль, что они такие упертые, тупые, необразованные идиоты — там можно было бы не так уж мало всего интересного забабахать, если бы они хоть чуть-чуть разбирались в предмете и могли представить себе что-
— Ватсон, Ватсон, что говорит эта женщина? Я ничего не понимаю! Я пропустил что-то интересное?
Вспомнил, кстати фразу — не помню откуда взявшуюся: «Хорошо, никакие джинсы не должны стоять на нашем пути, сними их и трусы тоже, в кровати мы должны быть абсолютно голыми, любовь моя»… То ли в гостях подслушал, то ли из романа.
— Кстати о романах, лучшие стихи, по-моему на тему трусов — эти:
— А, там есть ещё продолжение:
Я тебе ещё расскажу такую, совершенно реальную историю. Когда Индокитай сбросил с себя бремя колониализма, то вышло у него это не сразу. Например, было знаменитое (для вьетнамцев) восстание на одном крейсере. Так вот, у них не было красного флага — а какое восстание без красного флага? Стыд один.
Поэтому один революционный матрос одолжил товарищам красные трусы, и они гордо реяли над Тонкинским заливом. А того самого вьетнамца, что одолжил свои красные трусы для флага, звали Фам Ван Донг.
— Он потом у них генсеком стал?
— Ага. Вот что значит иметь трусы под рукой.
История про разговоры СDXLIV
— Простите, я как раз из этого поколения. Вполне себе «Посев» читали. Извините, но весь тутиздат Булгакова, Солженицына и Пастернака стал доступен, когда я уже школа закончивалась. Живаго печатали в «Новом мире», когда я уже в институте училась. поэтому были и распечатки со скачушим слепым шрифтом, и фотографии того, что кто-то печатал на машинке, и «Посев»… Вы лет так на 5–6 не ошиблись?
— Нет, не ошибся. И вот почему — я старательно бегу от обобщений, хотя моя сбивчивая речь иногда похожа на обобщение.
Смотрите — одно дело самиздат здешний, когда распечатывалась какая-нибудь Кинесса с безумными руководствами по технике секса, больше похожими на сочинения Блаватской — это восьмидесятые. Другое дело — перепечатка Булгакова. Третье "Посев" с другой точкой зрения на "вторую волну". Я и сам храню аккуратную ксерокопию "Доктора Живаго" сделанного с фильтринеллевского издания. А равно как фотокопию (!) "Сказки о Тройке" Стругацких. Вон, Битов, утверждал, что видел как "Кавалера "Золотой звезды» от руки переписывали.
У всех людей разное время чтения разных вещей — я вот "Над пропастью во ржи" до сих пор не читал, например. У вас желание приникнуть к Бродскому могло возникнуть в четырнадцать, а у другого — в девятнадцать. Отсюда и разброс — в этом смысле только год публикации (републикации) есть абсолютная величина — а републикация началась в 1986 году примерно — оттуда и усреднённый шестнадцатилетний возраст.