— Тут дело вот может быть в чём — Газданов это такая попытка (в частности) посадить на грядке русской литературы французский извод экзистенциализма. Представляете, насколько был бы зануден Камю, переписанный Тургеневым.
— До тошноты. Впрочем, он и так хорош. Ненавижу его недомужиков, по традиции взыскующих сочувствия в школьных сочинениях.
— Вот, кстати, Набоков. С Набоковым — хороший пример. Но я имел в виду не прижизненное признание, а посмертный зачёт. Просто есть огромное количество писателей, что стали просто темами для литературоведческих разговоров. То есть, они перестали быть писателями (в обычном значении этого слова) — потому как они не предполагают читателя. Их не читают. Набокова читали и пока читают. Газданов пролез планку со скрипом — его читателя я не вижу, хотя занимаюсь Газдановым лет семь.
То есть, при выборе Набоков/Газданов я однозначно выбрал бы Бунина. Меня интересовал феномен перепроизводства русских писателей в XX веке. Вот что интересно. Именно это.
Те самые литераторы XX века умерли навсегда.
Набокова эта ситуация удовлетворила вряд ли — говоря об одном читателе он сильно и некрасиво кокетничал. Тут ещё в чём дело — буковки дают работы воображению, образ получается отчасти читательским, индивидуальным. А видеобраз одинаков для всех — зато лёгок и понятен. Оттого и популярен.
— Причин популярности (впрочем, это слово надо употреблять здесь с опаской) этого писателя, мне кажется две — во-первых, романтическая биография (биография делала многих русских писателей, и часто только её знает потомок). То есть белый Гайдар, ночной шофёр, голос поверх барьеров, etc.
Во-вторых, Газданов — очень уверенный беллетрист. Почти Ремарк в «Ночных дорогах», практически любовные романы массовой культуры послевоенного периода. то есть, это особого рода компромисс, позволяющий признаться в любви к беллетристике.
— Да, я согласна, вообще маска одинокого волка, плюс невероятно успешная фигура Набокова, с которой по инерции Газданова продолжают сверять. Про массовую культуру и высокую любовь к беллетристике — я думала именно вот в этих словах примерно. Но, Володя, — вот лично Вам Газданов нравится? Что-то Вас задевает?
— Вы же знаете, что со мной особая статья. Я испорчен чтением, и нахожу интерес в самых дурных книгах. И к прочим я отношусь к ним ровно, как к Штирлиц, чемпион Берлина по теннису — к товарищам по работе.
Вместе с тем, очень мало заставляет мои волосы шевелиться.
(Это были извинительные замечания).
В Газданове мне были интересны «Ночные дороги» — тем, что это был почти non-fiction, и этот текст давал возможность всякие ощущения от литературного и прочего Парижа. Потом в нём было настроение, схожее с моим — я читал его в 1991, кажется. Время было такое — наблюдательное.
Правда, я не знаю, что подразумевалось под словом «задевает».
— Вот ровно это и подразумевалось. Спасибо
— А, вот ещё добавочные аргументы на лестнице. Они объединяют биографическое и интонацию, собственно, «Ночных дорог».
Симулякр (не к ночи будь упомянут) «Газданов» был оппозицией к симулякру «Поплавский» — то есть угрюмое протестантское упорство против самоуничтожения Обломова. Особенно это приходилось ко двору в начале девяностых, когда рушилось всё, правила нового мира были необычны, и огромное количество людей оказались как бы в эмиграции на Родине. Да.
— Я читала Вашу статью, где Вы их сравниваете, но с этим как раз не вполне согласна — то есть на фоне Поплавского Газданов, конечно, будет Штольцем, но в принципе-то что в нем особенно протестантски упорного? А про 90-е — это да, конечно.
— Хм, я только сейчас заметила слово «симулякр» — что характерно. Тогда, в общем, да. Хотя слово «протестантское» применительно к Газданову все равно не очень понятно.
— Вопрос касается Гайто Газданова или симулякра «Газданов»? А?
— Нет, я же говорю: не обратила внимание на слово «симулякр», симулякры — они такие, если Вы имеете в виду представления о Газданове и представления о протестантизме, тогда все понятно.
— Да и вся любовь, поди, построена на чувствах к придуманным образам. И ничего в этом страшного нет.
— Я и не просила объяснить, я просила описать — Вы же ответили. За что Вам спасибо. Про Поплавского мне особенно в тему. Про всю любовь я как-то не готова.
История про разговоры СDLVI
— А разве у американцев эта проблема не решена?
— Суть в том, что у американцев патентуется идея, а в Европе и России идеи выведены за предмет права.
— Про американцев я конечно ничего не знаю. Патентовать идею — хорошо. Только непонятно, как. Вот, может я хочу запатентовать свою идею: <…>. Как такую идею запатентовать? А ведь это мое ноу-хау. А если мне в голову придет идея, которая уже приходила в голову кому-то? что делать, вешаться? С другой стороны, <…> — это, конечно, ноу-хау, но два разных режиссера разберутся с этой идеей совершенно по-разному. Как патентовать режиссерские идеи?