Надо сказать, что я уже полгода переписываю книги своей библиотеки — и так бывает, что я, человек, вобщем-то пресыщенный хорошими книгами, часто замираю у книжной кучи — и всё, работа пошла насмарку.
Так часто бывает с книгами не то что солвсем забытыми, но как-то ускользнувшими от общего внимания. Нет, есть ещё люди что помнят Диковского или Сергея Колбасьева, но как-то мир, где этти тексты были ценны, уже провалился в тартарары. Нам остаётся, как описанным Тыняновым людям двадцатых годов, узнавать друг друга по этим тайным, почти масонским знакам. Но мне хочется показывать такие штуки людям с некоторой моралью — с одной стороны, есть нестареющие тексты, а с другой стороны исторический оптимизм: надо вытащить с полки пыльную (у меня пыльная, да) книгу, и показать людям: вот, хороший текст, несмотря на то, что автор забыт, несмотря на то, что его помнят не те и не за то, etc. Я, пожалуй, процитировал бы ещё кусочек "Капитального ремонта" — образец совершенно блестящей русской прозы, чёткой как поворот башенных орудий
Когда я решил показать предыдущий расказ, то вложил книгу в сканер, распознал буквы, но потом полез в Сеть, чтобы проверить, какого числа Соболев родился — и обнаружил почти все его тексты в Сети. Только крякнул.
Правда, Яндекс услужливо мне подсунул "Капитальный ремонт" на сайте lesbo.ru
(sic!). Но это что — по соседней ссылке обещают в этом романе " Морские офицеры, линкор, флаги и Петербург.(!) Пышные описания, красивый стиль". Уж не знаю, что имелось в виду, но я процитирую один фрагмент, что произвёл на меня в юности сильное впечатление:"Это русское население финского города не похоже на приезжих обывателей. Оно привыкло к особенностям Гельсингфорса, половина из них говорит по-шведски, они принимают как должное газовые плиты, центральное отопление, буфеты-автоматы, финскую честность и уличные уборные, чистые, как часовни. Они воспитывают изящных невест для шведских коммерсантов и для флотских офицеров, колеблясь между числом акций и числом просветов на погонах, так как и акции и просветы имеют равную склонность к увеличению в количестве, а следовательно, и к упрочению благосостояния. Они обставляют гостиные легкой финской мебелью, едят перед супом простоквашу с корицей без сахара, они вешают над крахмальными скатертями овальных столов уютные огромные абажуры и поддерживают в своих квартирах нерусскую чистоту с помощью шведок и финнок-горничных. По вечерам в эти квартиры входят флотские офицеры — статные, высокие, маленькие или толстые, но все одинаково милые, изящные и остроумные; они просят у хозяйки разрешения снять оружие и бросают кортики на столики перед зеркалом в передней. Кортики лежат на полированном дереве грудой, и зеркала отражают слоновую кость и золото их рукояток, переливчатый муар черных портупей.
Если составляется компания, квартиры пустеют, — тогда общество на автомобилях закатывается провернуть в "Фению", "Берс", "Кэмп", "Сосьете". В ресторанах музыка, свет, легкий ужин и легкое вино, провороты веселы, искристы, и близость женщин — интересных, остроумных и непродажных женщин — волнует. Флирты мгновенны, романы молниеносны, отблеск моря лежит на гладком сукне сюртуков и ослепительных уголках воротничков, — море не ждет, море торопит ловить жизнь, радость и женщин. Пусть это море рядом, пусть нет из него выхода в океаны, пусть давно забыл российский флот кругосветные трехгодичные плавания и корабли стоят на рейде, как стояли летом и будут стоять весной, но море зовет, море торопит, вино подогревает романтические мечты, и женщины влюбляются в моряков, и моряки влюбляются в женщин, как будто эскадра утром уходит в океан. Невесты уезжают раньше, а под утро рестораны выбрасывают разделенные проворотом компании: пары, пары, двое, двое — черное пальто и шелковое манто, николаевская шинель и пушистая шубка, черное пальто и голубая шляпка, лейтенанты и жены чиновников генерал-губернатора, жены капитанов второго ранга и мичмана, капитаны второго ранга и блестящие вдовы. Автомобили гудят и шуршат по снегу. Ключи отдельных ходов холостых квартир дрожат в горячих пальцах, автоматические выключатели гасят свет на предварительном поцелуе у двери. В холостых комнатах, в ящиках бесполезных письменных столов — коробки конфет и бенедиктин, на постели — свежее, прохладное белье и далеко на рейде — корабль во льду, завтра потребующий службы, а сегодня дарящий блеск и берег…