Во-первых, механизм популярности Борхеса очень странный: для русского читателя никакой ясносьти в Латинской Америке нет, и должно быть так, что Борхес, что Маркес, что Кортасар. Однажды, когда я учился в Литературном институте курс латиноамериканской литературы у меня вела Анита Можаева. Веселья добавляло то, что Анита была моя ровесница, а может была она и младше меня. Впрочем, ко всем студентам Анита относилась с равномерной брезгливостью.
И вот она попросила аудиторию назвать латиноамериканских писателей, но не Борхеса, не Маркеса, и не Кортасара. Повисла сиротская тишина.
Я вспомнил, что есть Марио Варгас Льоса, но на этом дело остановилось.
Дело, конечно не во фронтальном невежестве студентов Литературного института, а вообще в том, что для нас "Латинская Америка" ничем не отличается от понятия "Южная Америка", все перемешано и неоднородно.
Отчасти однородно, но совсем иначе — вот Тетельбойм пишет как на буэнос-айресской книжной ярмарке Борхес слегка флиртует с Сьюзен Сонтаг, и тут же сам Тетельбойм замечает:
А вот спроси любителя Борхеса, что за Освободительная Армия, что за поколение Сармьенто и Альберди — и снова заслушаешь сиротскую тишину, которую можно прервать лишь унылым вздохом: "Да, товарищи, мало ещё мы знаем Латинскую Америку".
И туристические маршруты в Рио и Мачо Пикчу ничего в этом не изменили.
История про писателя Борхеса (II)
Второе обстоятельство — это биография самого Борхеса, превратившая в часть мифа, который вытесняет написанные им тексты — и то, что он человек книги, и то, что он ослеп в 1955 — и стал хранителем национальной библиотеки точь-в-точь как евнух, что может отличить обитательниц гарема лишь на слух. Ну, или на ощупь.
В числе популярных биографических обстоятельств называют и его отношения с женщинами. По всему выходит, что первый опыт был неудачен — отец решил, что сын потеряет невинность с опытной женщиной и послал юношу к своей знакомой. То, что Борхес догадался, что женщина — любовница отца, то что ничего не получилось (вариант — получилось слишком сильно, и оргазм навсегда превратился в голове Борхеса в маленькую смерть). Но это совершенно не интересно и паровозик венской делегации, что ездит по страницам мемуаров, мне всегда был отвратителен.
Гораздо интереснее другое — политический аспект. Понятно, что Володя Тетельбойм — начальник чилийского комсомола, и политическая ориентация у него была вполне определённая.
И он беспощадно замечает, что сначала Борхес писал вполне «левые» стихи — и несмотря на то, что они никогда после 1918 года не переиздавались и не входили в книги, ему в своё время отказали в американской визе.