А ведь это человек, помешанный на англосаксонской культуре — даже любовные письма и письма прощания он писал наполовину по английски.
Это такой особый тип компрадорского среднего класса, который в душе понимает своё промежуточное положение между метрополией (условным Римом, «Западом» или «Америкой» и страной родных осин, пиний, саванн или пустынь. Причём это должен быть человек образованный, владеющий языками — что даёт особый смысл этому промежуточному положению. Эмигрант, желающий в бессчётный раз доказать правильность своего выбора — не интересен. Интеллектуал, для выгоды повторяющий политические штампы — тоже.
А вот самостоятельная фигура Борхеса в этой чехарде "левого" и "правого" как раз фигура очень важная.
Это проблема латиноамериканской культуры, я наблюдал это в разных странах. Тип такого россиянина описывался в русской классической литературе многажды.
Но очень важно и то, что Борхес при этом любит Аргентину, хотя у этой любви есть особый привкус — что-то вроде «Я люблю родину, но я знаю, где рай». Тетельбойм пишет:
Именно поэтому в список антипатий Борхеса навсегда попала кастровская Куба — и он был особым публичным деятелем, одним из немногих, что в традиционно левых интеллектуальных кругах от Рио-Гранде до Огненной земли, то и дело говорил о неприятии левых идей.
История про Борхеса (III)
…Продолжение истории следующее. Всё бы хорошо, да 15 сентября 1976 Борхес приехал на неделю в Чили, где уже три года правила военная хунта.
Про чилийскую хунту говорят много, именно потому, что она стала особым символом советского сознания. Немецко-фашистская гадина ушла в прошлое, а вот каски чилийских военных были вполне похожи на фашистские. И когда власть переменилась, довольно много людей (не особенно разбираясь в тонкостях чилийской экономики и истории) начали заочно любить Пиночета просто потому что раньше его ругали в газете «Правда».