Живой Журнал. Публикации 2009

Внезапно, откуда-то из первых рядов встал старичок и дребезжащим голоском произнёс:

— Позволю сообщить уважаемому докладчику, что покойная Гамалея — это я. И хоть я и не вполне мужчина, но ещё жив…

В других местах эту историю рассказывают по-другому, как заметил в конце какого-то рассказа Ги де Мопассан.

Особенно забавно, как образованные люди в комментах пытаются поправить фольклор в соответствии с реальностью

Извините, если кого обидел.

06 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово о пушкинском заповеднике"

Был я молод и глуп (такой зачин обычно предполагает, что говорящий с годами помудрел, что не всегда верно), так вот, в те времена, когда вода была мокрее и сахар слаще, я выучил "Евгения Онегина" наизусть, и жил в Михайловском.

Тогдашний хозяин этой вотчины, хлопотливый директор Гейченко зачем-то поставил по всему заповеднику мраморные кладбищенские пластины со стихами. На всякой дорожке или тропинке, даже в совершенно неожиданных местах, торчали белые мраморные обелиски, высотой в полметра. И путника, остановись прохожий, встречало сообщение типа "Я помню чудное мгновение, туда-сюда".

В свой первый вечер я отдал долг коньяку (ещё не зазвенел горбачёвский указ), и отправился в поля на манер спешившегося барина.

Среди ночного тумана я был несколько изумлён. Через некоторое время мне стало казаться, что я на кладбище. А ещё через полчаса, я стал думать, что это умножившаяся могила старушки Арины (которая, на самом деле, находится в Петербурге).

Кажется, меня спасла одна структуральная девушка, но тут мои воспоминания вовсе мешаются.

Извините, если кого обидел.

06 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово об иностранных словах"

Давным-давно, когда вода была мокрее, а сахар слаще, я сидел на кухне своего прошлого жилища и размышлял, распивая чай с травками.

Я думал, о том как буду писать повесть с героем-резонёром. Я буду писать, а герой — резонировать. Слово "резонировать" — красивое и иностранное.

Кстати, об иностранных словах. В далёком девяносто первом году смотрел я телевизор — там у премьер-министра Рыжкова, кажется уже тогда бывшего, спросили:

— Почему вы не педалируете свою жену?

Интервьюируемый Рыжков замялся и отвечал, что вышло как-то так, по его личной скромности…

Впрочем, потом брали интервью у Главного редактора одного модного тогда литературного журнала. Главный редактор говорил:

— А ещё мы хотим делать поэтическую подборку "Женщины Серебряного века"…

Корреспондентка ему заинтересованно улыбалась:

— Да, да, как это интересно… Вот и я хочу спросить: а когда у женщины бывает серебряный век?

Извините, если кого обидел.

07 декабря 2009

История из старых запасов: "Слово о гендере"

Давным-давно, когда вода была мокрее, а сахар — слаще, в Литературном институте, да и не только там, существовала категория людей, имевших статус "национальных кадров". В Литературном институте это были люди, приехавшие с какими-то загадочными текстами в качестве конкурсных-вступительных, с ними потом и получившие диплом. Потом они уезжали заведовать культурой каких-нибудь гордых горных республик и автономных областей. В пятилетнем промежутке они сидели на подоконнике в коридоре общежития. Там они пребывали, сводя социальные отношения к вопросу проходящим барышням, особенно блондинкам:

— Слушай, пойдём ко мне, да? Ну не хочешь, я пока здесь посижу…

Нет, наверняка, среди национальных кадров были гении и столпы мудрости — но мне достались не они, а эти.

И вот один такой персонаж попал на экзамен по истории западноевропейской литературы к одной знаменитой старухе. (Тут начинается легенда, а в легенде не важна точность, не нужна лишняя шелуха имён и дат, и каждый рассказывает легенду по-своему, я же расскажу её, чтобы подвести к красоте короткого иностранного слова). Эта женщина, что написала свою первую научную работу по французской прозе во времена ОПОЯЗа. Именно на экзамене, что она принимала, Человеку, слезшему с Подоконника, выпал билет, где первый вопрос был записан как одно короткое слово — "фаблио". Если бы там было написано "Фаблио как жанр", это ещё куда ни шло, Человек с Подоконника, может быть, и сориентировался бы. (Если кто не знает, фаблио относится к рассказу типа как эогиппус к лошади).

Но всего этого, конечно, Человек, Сидевший на Подоконнике не знал, и начал свой рассказ гениально и просто:

— Фаблио родился в семье бедного сапожника…

Старуха рыдала и выла, запрокинув голову.

Экзамен кончился.