Живой Журнал. Публикации 2010

Конечно, ни людей, ни очага вообще может не быть: «рассказчик» всегда носит с собой и этот пейзаж, с шашлычным дымком, и эти склонившиеся вокруг него силуэты, вне всякой зависимости от своего личного экзистенциального опыта, который, вообще говоря, есть не наше дело.

Но что же представляет собой его речь? В чем состоит смысл рассказа?

В русском слове «рассказчик» слышна известная доверительность — хотя здесь важно понять, что доверительность — это вовсе не искренность, но, скорей наоборот — коварное взятие (попытка взятия) кредита доверия у слушателя, интимная форма сообщения любого характера, совсем необязательно, в свою очередь, интимного. Рассказчик подкупает наше внимание, потому речь его должна быть, во-первых, ясной и понятной (апеллировать к общим местам), а во-вторых, интересной фабульно. Рассказчик убаюкивает слушателей, погружает их в гипнотический отвлеченный мир с некоторым непременным количеством театрального реквизита и предварительно им арендованной морали. Его искусство состоит в минимизации случайных обстоятельств и в беглом пробеге над промежуточными этапами рассказа. как сказал бы Лакан времен «Инстанции буквы в бессознательном» (1957), речь рассказчика должна популярно сочетать «метафору» и «метонимию». Для этого рассказчик должен уметь скрываться за собственной историей — иначе он превращается в актера школы Станиславского.

Всеми этими искусствами — минимизировать детали; скрываться, не скрываясь; захватывать внимание и преподносить внезапный смысл — прекрасно владеет писатель Владимир Березин. Если в ходе этого разговора ему не удастся заставить кого-то уснуть и проснуться с новой татуировкой на мозге, то лишь из-за моих, на этот раз особенно неуютных и невпопад, вопросов. Впрочем, есть в этом выпуске и фокусы. Например, стреляет ружье, до момента выстрела нигде не висевшее. Роль ружья — весьма, надо заметить, изысканного — исполнила Татьяна Волошина, за что ей выражается отдельная признательность.

Русский журнал: Расскажите, как у Вас появился Живой Журнал?

Владимир Березин. История про заведение журнала следующая. Код мне подарил один стильный молодой человек. Впрочем, когда мы с ним познакомились, он был гораздо моложе. Мы вместе, хотя и на разных курсах, учились в литературном институте.

Я сидел в кафе с девушкой, что мне нравилась чрезвычайно, а он подошёл к нашему столику и заговорил с ней. Девушка подалась вперёд, и я понял, что шансов у меня нет. В отличие от него, я запомнил эту историю надолго.

И вот, спустя много лет он дал мне код, фактически подарил на день рождения.

Самое смешное, что я завёл Живой Журнал фактически для того, чтобы понравиться другой его знакомой. Именно.

— Понравились?

— Не очень.

— А вообще кому-нибудь понравились через ЖЖ, в купидоновом смысле? Коль уж мы начали с любовной темы.

— Вы меня пугаете. Что такое в «купидоновом»? Это что?! В голом? Пухлом? Со стрелковым оружием? Ужас какой, прости Господи.

— Как Вы думаете, что могло бы значить: быть писателем в Живом Журнале?

— Я отвечаю только за себя. Я — писатель вообще. Внутри Сети и вне её. Я себя идентифицирую с этой профессией, хотя я много чего другого делал в жизни, и, видимо, много чего другого буду делать, чтобы заработать несколько денег. В Сети я делаю точно то же самое, что делал бы на бумаге. С той только разницей, что интерактивность в Живом журнале выше, чем в литературном. Ну, и денег не дают.

— Считаете ли Вы себя писателем Живого Журнала?

— А все, кто пишут, могут считать себя писателями. Правда, тут путаница с терминами, примерно так же как у Солженицына с его понятиями «изменник Родины» и «изменник Родине». Вот у меня в так называемой ленте есть человек, который работает в конторе, занимается всякими сумасшедшими делами с неуравновешенным начальством и пишет хорошую короткую прозу. Себя как писателя людям не представляет, тексты — только в Живом Журнале. Наверное, это и есть то, о чём вы спрашиваете. В ленте много что можно найти…

— Расскажите, пожалуйста, какую-нибудь историю про ленту.

— С моей лентой очень простая история. Список людей, которые называются неловким словом «френды», очень маленький, и я думаю, у меня должен быть ещё меньше. Но при этом мне очень интересны все люди, что меня читают — я по ночам лазаю в их журналы — так же, как подсматривают в окна. Тут не менее смешная штука — когда я сократил свою, максимально большую ленту, то много людей меня выкинуло — так же, как правительства высылают дипломатов, баш на баш. Теперь непонятно — если им не хотелось читать того, что я пишу, зачем же они это терпели и коллекционировали меня в лентах? Загадка.