Живой Журнал. Публикации 2012

А вот перепост мало того, что создаёт иллюзию сопричастности, он стимулирует безответственность. Он как бы внушает человеку: ты поддакни, и если что не так — ты не виноват. Кашу маслом не испортишь, встревоженности мало не бывает, ведь наша встревоженность — во имя добра и справедливости.

В нашем театре всё время кричат «Пожар!» — и непонятно, отчего мир погибнет: от давки в проходах или от усталого неверия в тревожные крики.

И, чтобы два раза не вставать, вспомнил, что куда раньше я написал про это, и, кажется, куда лучше. Та история, что произошла три года назад, ещё не остыла. Я пока искал этот текст, обнаружил массу разговоров, как важно перепостить, даже если это неправда, и если всё не так. Эти разговоры — как угли в костре.

Извините, если кого обидел.

18 октября 2012

История про то, что два раза не вставать (2012-10-18)

Ещё не утихли споры вокруг сериала по роману Гроссмана.

Интересно то, что количество тем, с ним связанных — счётно.

То есть, обсуждают фильм разные люди, но как бы ведут диалог друг с другом.

Тем несколько:

— Режиссёр и сценарист сделали фильм не по роману, а на тему романа. Мало того, что они не учли, что роман — вторая часть дилогии (а первая, написанная вполне в соцреалистическом духе проигнорирована, как и истории про советские и фашистские лагеря).

— Покойный сценарист и режиссёр нехорошо отозвались о давно покойном (1964) писателе в интервью накануне фильма.

— В фильме отсутствует главная мысль Гроссмана о том, что СССР и Третий Рейх — одно и то же. При этом из текста романа это как бы явным образом не следует, и вовсе ниоткуда не ясно, что кавалер орденов Боевого Красного знамени, Красной звезды, награждённый медалью за оборону Сталинграда Василий Иосифович Гроссман, мать которого умучили немцы, так считал.

— «Жизнь и Судьба» это «Война и мир» сегодня.

— Если бы роман «Жизнь и судьба» вбросили публике через закрывающееся окошко оттепели вместо «Одного дня Ивана Денисовича», то вашего Солженицына только там и видели б.

Понятно, что на каждую из этих тем приходится по два полярных мнения: «Война и мир»?! А?! Да?! На!»… «Хрен, а не «Война и мир!» — «Так его, покойного»! — «Не сметь трогать покойного!» — ну и всё такое.

Действительно, Василий Иосифович Гроссман писал гигантский роман с 1945 по 1959 год и первая его часть была напечатана в 1952 году и называлась «За правое дело». Её, правда, ругали, но сам факт появления её в виде букв на бумаге означал отсутствие кардинальных противоречий стилю 1952 года. Вот вторая часть «Жизнь и судьба» действительно была изъята и вышла (по вывезенной из страны фотокопии) только в 1980. Понятно, что интонация 1952 года сильно отличается от интонации книги, написанной во время оттепели.

В первой части завязаны сюжеты. проявились герои, уже возник мир. Во второй части те же герои живут по уже другим законам.

Претензия по поводу неполной экранизации мне кажется очень интересной (не потому что я её разделяю, а потому что это некое свойство современной культуры: она, эта современная культура, рассматривает прошлое как огромный карьер, и сама определяет правила добычи ископаемых). Например, можно ли экранизировать «Властелина колец» без предварительной экранизации «Хоббита»?

Меж тем, миллионам зрителей этот вопрос удивителен.

Я бы сам с интересом прочитал (или посмотрел) вычленённую из «Войны и мира» историю Платона Каратаева — Пьер Безухов глазами Каратаева, война и французы глазами Каратаева, детство Каратаева и его влюблённость. Вопрос в том, как споёшь. Так отвечали мышонку из советского мультфильма прочие звери, когда он спрашивал будут ли аплодисменты.

Сериал добротный, актёры — знаменитые. Стены в квартирах сороковых годов по-настоящему облуплены. Война жестока, и раненных достреливают, а отец-командир говорит, что надо бы докалывать. Всё снято в серо-зелёном свете, так как полагается теперь снимать военные фильмы. Нормальная, ответственная работа.

Гроссман написал настоящую сагу, в которой всё есть — жизнь и смерть; бюрократы, что мучают людей в тылу и на фронте; евреи, которых убивают немцы, и евреи, которых травят советские бюрократы, русские люди, страдающие от неустроенности личных отношений, ну, и, наконец — географический простор.

И при этом я не знаю, что с этим делать в 2012 году.

Вроде бы его надо было любить, а у меня с любовью не вышло.

Оттого я думаю странную думу о том, что есть стареющие произведения и произведения нестареющие.

И это не зависит от той крови, которой писал его автор.

Есть известная фраза Шкловского о том, что одни льют в текст кровь, другие — сперму, а третьи — мочу: приёмка идёт всё равно по весу.

Гроссман писал честно — лишнего не доливал. Но даже текст, писанный кровью, имеет странную судьбу, что-то с его жизнью такое, что даже не в руках автора.

Что касается недобрых слов режиссёра Урсуляка и сценариста Володарского, так это тоже обстоятельства не слишком печальные.