Живой Журнал. Публикации 2012

Я не могу проверить, но судя по всему, это статья «Рассказы майора Пронина». [Повесть Л. Овалова]. — «Огонек», 1941, № 18, с. 15. Шкловский пишет: " "Советский детектив у нас долго не удавался потому, что люди, которые хотели его создать, шли по пути Конан Доила. Они копировали занимательность сюжета. Между тем можно идти по линии Вольтера и еще больше — по линии Пушкина. Надо было внести в произведение моральный элемент… Л.Овалов напечатал повесть "Рассказы майора Пронина". Ему удалось создать образ терпеливого, смелого, изобретательного майора государственной безопасности Ивана Николаевича Пронина. Книга призывает советских людей быть бдительными. Она учит хранить военную тайну, быть всегда начеку… Жанр создается у нас на глазах."

Тут всё неправда — потому что в лучших своих вещах Овалов использовал совершенно классические схемы, причём именно от Конан Дойла. Впрочем, в детективном повествовании очень давно научились, и с тех пор не прекращали использовать парных героев. Хомс и доктор Ватсон, Ниро Вульф и Арчи Гудвин, да и в половине советских детективов ум и сила разнесены. Ум и сила, мудрость и молодость, размышление и драка.

Так и у Овалова.

Но Шкловский заметил главное — рассказы и романы Овалова имели своё лицо, хоть и черты этого лица были взяты из класстческой детективной литературы. При этом, Овалов, арестованный сразу поле начала Отечественной войны, сильно изменился, хотя его чекист Пронин дожил до начала шестидесятых годов.

В фильме "Шпион" тоже присутствует пара — один майор, хоть и старший, и молодой чекист, глуповатый, но искренний.

Но тут и заключается очень интересная разница — скажем "Голубой ангел" Овалова — почти роман "нуар", в нём много сумрака, да и просто темноты.

"Шпион" — это такая светлая Москва, Москва Большого Стиля.

В вечной грызне иня и яня, и зажёвывания парных хвостов нет ничего нового. То китяка поборет слоняку, то китяка, наоборот, одолеет слоняку. То выплывет на поверхность культура-1, то её сменит культура-2.

Сейчас как раз происходит возврат к ценностям структуры, поскольку ценность разнообразия и неупорядоченности несколько обесценилась в общественном сознании. Одним из первых в этом был известный фильм Дыховичного «Прорва» в 1993-ем. Культура-new начинает эксплуатировать и стиль культуры-old, питаться им и зарабатывать на нём. В фильме Дыховичного, кстати, бело-золотой имперский стиль сороковых годов мешался с серо-зелёным стилем лет Большого Террора. Это очень интересные фазы эстетики — «до войны» и «после войны».

Понятно, что в прошлом веке все эти переходы тщательно фиксировались в литературе. Помимо страшного гениального рассказа Аркадия Гайдара про девочку Марусю, существовал целый корпус историй о пограничниках. Среди них было довольно известное стихотворение Сергея Михалкова. И написанная по его мотивам «Коричневая пуговка» — это как раз вариант того, как совмещается Гайдар с его Марусей и Барабанщиком и Михалков с групповым детским героизмом.

Это особое время, что называется «до войны». Про иные времена, «Медную пуговицу» и «Секретное оружие» нам расскажут в следующий раз. А "до" были «Рассказы майора Пронина» и «Голубой ангел» — путь чекиста от первых заданий во время Гражданской войны, затем ловля саботажников на Урале, поиск вредителя отравившего кур холерой (замени слово — и рассказ будет про птичий грипп) и поиски таинственного документа. «Голубой ангел» же — куда более поздняя история с граммофоном, секретные чертежи в нём и вереница персонажей-символов, что почти архетипы советского шпионского романа. «До войны» и «после» как бы два разных Пронина — до отсидки его автора и после.

Тут интересно, как Шкловский пишет, и что он мог думать о стиле нового шпионского романа, он, который, будучи на "Беломоранале", отвечал на вопрос о впечатлении — "Чувствую себя как чернобурая лиса в пушном магазине".

При этом Лев Овалов был настоящим советским писателем. У него была настоящая биография советского писателя — писателя-ударника, рабочего-литкружковца, с правильной карьерой с успехами, с таинственным лязгом костей в шкафу, с подлинной фамилией Шаповалов и происхождением «из бывших». Овалов совершил над собой обряд превращения в бастарды — он отсёк от своего исконного имени первую часть (Так, кстати, поступали часто — но, в отличие от него, не по собственному желанию — Трубецкой давал жизнь Бецкому). Написано было много, но дело в том, что из всего корпуса правильных, вполне советско-литературных книг он вошёл в историю только своим майором Прониным. Так и писали другие персонажи на окошечках первых отделов:

Первой формы будь достоин.
Враг не дремлет.
Майор Пронин.

А теперь уже никто не помнит, что такое «первый отдел», что за окошечко там было, и что через него выдавали, что за мистическая «форма», да ещё и «первая» имелась в виду. А вот майор Пронин остался — навечно зачислен в списки части.