Живой Журнал. Публикации 2013

Убежав от одной бабы и потеряв всякое понятие о жизни, в дырку свалился мясистый частный кролик. Необразованная баба, перекрестясь, прыгнула в эту дыру за своим мещанским кроликом, обняв для храбрости банку с вареньем кулацкого приготовления. Дыра выбросила обратно пустую банку, а вот бабу никто с тех пор больше не видел.

Малыш предлагал использовать дыру на благо трудящихся, а также для влияния революцией на ту сторону земного шара, но случившееся с бабой пугало рабочих. Исследования дыры прекратились, и лишь самые отчаянные норовили плюнуть с её края.

От избытка непроизводительной силы Карлсон занялся составлением географической карты путём воздушных съемок.

— Дурачок, — сказал Карлсону Малыш, — ты мог выше солнца взлететь, а теперь тебе по шапке дадут. Сюда эшелоны сотнями гнали, тобою Советская страна гордилась бы, миллионы человеческого народа. А теперь превратят тебя в биологический матерьял, и если мы сообща будем воскрешать мертвецов, никто о Карлсонихе твоей не позаботится.

Малыш оказался прав в своём революционном чутье.

За Карлсоном приехали из города три человека на автомобиле. Автомобиль не снёс надругательства дорогой и повяз в грязи, не доехав четыре версты до посёлка.

Потеряв один сапог и замазавшись, три военнослужащих человека добрели до рабочего посёлка к утру и постучались в дом Карлсона.

— Шведский подданный Карлсон, объявляем тебе волю всего трудового народа и его особых органов. За превращение в пустоту материального ресурса Советской власти и бездумное парение над землёй лишаешься ты теперь двойной продуктовой нормы. Так как затруднительно доставить тебя в город для разбирательства, ты подвергаешься высшей мере социальной защиты прямо на месте.

Карлсон представил себе, как его фотографическая карточка будет храниться на его шведской полке среди запылённых книг. На карточке он был молод, в инженерской форме с погонами Королевской горной академии… И от этого рассуждения пустота поднялась снизу и высосала его сердце.

В этот момент три военнослужащих человека в мокрых шинелях прислонили Карлсона к избяной стене и прицелились.

И, чтобы два раза не вставать — автор ценит, когда ему указывают на ошибки и опечатки.

Извините, если кого обидел.

29 марта 2013

Мо (2013-03-30)

Муж ушёл окончательно и бесповоротно — я поняла это, когда сидела на крыльце нашего дома в Вазастане. Какой-то человек шёл по улице, и я думала: если это не мой муж, то Георг больше не придёт никогда. Дети выросли и разъехались, со мной жил только Малыш, мой Мо.

Я часто вспоминала, как он подошёл ко мне утром и уткнулся головой в колени, — он боялся, что ему достанется жена старшего брата.

— Уж от вдовы старшего брата я постараюсь тебя избавить. — Мой голос тогда дрогнул, стал низким и хриплым.

Потом я часто вспоминала этот разговор.

Прошло несколько лет, и Георг заявился к нам в дом. Кажется, он хотел договориться об алиментах, но ему не повезло. Малыш учился водить машину и парковался в первый раз. Я услышала хруст — и сразу поняла, что случилось.

А Малыш не заметил ничего, увлечённый борьбой с рулём и педалями — я приказала ему отъехать от дома, припарковаться и ждать. Быстро собрав вещи, я заявила, что для нас начались каникулы.

Мы пересекли Балтийское море на пароме и углубились на юг, проглотив по дороге Данию, как одинокую тефтельку.

На белом польском пляже я наблюдала за Мо, — белая майка, белые шорты и полоска коричневого загорелого тела между ними, он играет в волейбол с распущенными девчонками — на сорок килограммов похотливого тела килограмм спирохет. Я уже ненавижу их, лёжа в пляжном кресле. Но вот, переехав в Венгрию, мы снимаем номер в гостинице. Не подлежащим обжалованию приговором я вижу в комнате единственную огромную кровать.

Мо смотрит на меня, и вопросительный знак в его глазах отсутствует.

Я, однако, не стану докучать ученому читателю подробным рассказом о его мальчишеской самонадеянности. Ни следа целомудрия не усмотрел непрошеный соглядатай в этом юном неутомимом теле. Ему, конечно, страшно хотелось поразить меня неожиданной опытностью, стокгольмским всеведением сочетаний, сплетением рук и ног на индийский манер, но я показала ему, что он только ещё намочил ноги в этом океане — и до свободного вольного плавания вдали от берегов ещё далеко.

Тогда-то, посередине винной Венгрии, в отсутствие вины, и начались наши долгие странствия по Европе. Мы жили в мотелях, и подозрительная к мужчинам-педофилам Европа принимала нас, подмигивая мне выгодой феминизма. Мы видели белый серп швейцарских снегов, грязь Парижа и Венецию, где, в райской келье с розовыми шторами, метущими пол, казалось, судя по музыке за стеной, что мы в Пенсильвании.

Там, в Венеции, мы застряли надолго.