Живописец теней

– Невероятно! – только и мог вымолвить потрясенный интендант, переступив порог мастерской. – Я бы не отличил от подлинника. Вы, наверное, использовали старые рецепты пигментов?

– Не везде, иначе это заняло бы намного больше времени. Но я, прежде чем начать, провел два дня наедине с оригиналом. Изучал характер мазка, старался понять палитру…

– У нас в запаснике стоят несколько копий Рембрандта, сделанных Юзефссоном, но по сравнению с вами он просто любитель.

– Для того чтобы сделать живое полотно, надо думать как художник, а не как копиист, – ответил Виктор. – В этом вся хитрость.

И это было правдой. Пока он работал над этим холстом (вначале в реставрационной мастерской музея, потом у себя в ателье), в памяти постепенно оживали юношеские годы – ведь он учился в Художественной ака демии в Берлине, мечтал быть художником, а не реставратором. Копирование – это техническая задача, чисто инженерная работа, где форма подчинена строгим правилам, а в истинном искусстве правил нет, каждый удар кистью уникален, с каждым мазком и слоем краски создается нечто новое, чего раньше не существовало. В истинном искусстве нельзя отделить форму от содержания, но способы их воссоединения приходится каждый раз открывать заново. Если посмотреть со стороны, он так и остается ремесленником… эта мысль немало его огорчила. Но если глянуть шире, все не так просто. По сути, он сейчас сам принадлежал школе Эренштраля, он был одним из лучших его учеников, учеником, понявшим и освоившим стиль учителя лучше и глубже всех – с той только разницей, что этот ученик опоздал на лекцию лет этак на четыреста.

– Вы, я думаю, могли бы нам очень помочь в инвентаризации, – сказал Хольмстрём. – Мне кажется, вы как раз тот самый человек, который легко найдет ошибки в каталогах.

– Если вы ищете антиквара, то, к сожалению, ничем не могу вам помочь. Я реставратор и немного копиист.

– Вы меня не поняли. Нам нужен человек с вашим чутьем, чтобы он мог с первого взгляда, инстинктивно определить, принадлежит картина кисти мастера или кого-то из его учеников. Наука идет вперед семимильными шагами. Рентгеновские исследования дают все более точные результаты. Химические и спектральные методы развиваются очень быстро. Наши знания становятся все глубже… И мы иногда находим подделанные работы, приобретенные в те времена, когда мы еще мало что знали. Или путаемся, где рука мастера, а где – его ученика. Конечно, у старых экспертов не было таких знаний и умений, но в то же время, получив на вооружение все эти технические достижения, мы, как это ни печально, потеряли остроту взгляда.

Они стояли в переулке у мастерской. Картину аккуратно вынесли и погрузили в пикап. Виктор посмотрел на море, словно заключенное в раму спускающихся к Шеппсбруну темных домов Пеликаньего переулка. Этот молодой человек прав. Техника стала намного лучше, но она понемногу парализует интуицию, вытесняет что-то глубоко человеческое… Ведь картины пишутся для людей, а не для спектроскопов.

– Мы, скажем, могли бы вас приглашать на разовые контракты, тогда вы ничем не будете связаны.

– Это звучит лучше. Не так обязывающе.

– Если я правильно понимаю, вы предпочитаете работать самостоятельно. Есть, правда, одна проблема… Наша работа связана со столицей, а вы, кажется, собираетесь путешествовать…

Виктор кивнул. Он рассказал интенданту о новых заказах из-за границы. Даже за рубежом он стал известен, хотя непонятно по каким каналам.

– Кстати, если вы заинтересованы помочь нам пополнять собрание, почему бы вам не подсказать, если наткнетесь на что-то интересное? Естественно, за разумную цену.

– У вас, должно быть, и без меня немало разведчиков на континенте.

– Конечно, но все равно не хватает. Нельзя объять необъятное, откуда нам знать, например, чем заняты эксперты в музеях. К тому же, если мы избежим международных аукционов, сэкономим кучу денег.

– Вы просите меня следить, не продают ли что частные коллекционеры?

– Или организации. Я не даю вам никакого конкретного задания… Просто быть в курсе и сообщать, если что-то подвернется.

Вскоре после этого разговора Виктор уехал в Мадрид – его пригласили принять участие в инвентаризации собрания Эль-Греко в музее Прадо. Это было его первое по-настоящему престижное приглашение, хотя он выполнял всего лишь роль советника главного реставратора по анализу связующих веществ. Виктор был всего лишь одним из многих приглашенных экспертов, и работы было мало. Полотна оказались в хорошем состоянии, испанские реставраторы уже выполнили все профилактические работы. Оттуда он поездом поехал в Париж – его пригласил крупный аукционный дом для экспертизы нескольких картин датского золотого века. Он реставрировал повреждения грунта на двух полотнах Кёбке[160] перед продажей, неделю посвятил Лувру, а также осуществил давнее свое намерение – побывал в институте Вильденштайна. Пообедал с заведующим, познакомился с сотрудниками научного отдела и получил разрешение самостоятельно покопаться в огромном собрании каталогов. В тот же вечер он уехал в Голландию…