Живописный труп

Он вспомнил класс задач в математике, у которых просто нет правильного решения. То есть в контрольной работе правильным ответом является фраза «у этой задачи нет решения». Он начал было рассказывать про генетическую лотерею и возраст, в котором у ребенка начинает развиваться мышление, однако выбирать родителей в этот момент уже восемь лет как поздно. Эльвира перебила его:

– Этого я и боялась. Вы говорите от головы. А нужно от сердца.

Сердце качало кровь. Платон Степанович понял, что про кардиолога шутить не следует, но он искренне не понимал, чего от него ждут. Как он мог выбрать своих родителей, если это они выбрали друг друга задолго до того, как возник эмбрион, из которого он потом и развился? Эльвира смотрела на него, как на недотепу. Наклонив голову, она жалостливо улыбалась.

– Вы смотрите через интеллект. Через весь тот мусор, все те сказки, которые транслируют Биг фарма и ее приспешники ученые. А вы посмотрите сердцем на то, что происходит на самом деле. Отключите мозг.

Смородина закрыл глаза, откинулся в кресле и глубоко вдохнул. Отключение мозга ему не грозило, главное было создать иллюзию, что он доверяет терапевту, как ребенок. Отец… Уважаемый в профессиональных кругах адвокат Степан Смородина… Его родители работали вместе, дома говорили о работе, поэтому к моменту поступления в вуз у него не было только корочки и тех связей, которые образуются в курилке. Его отец был богоборец, он рано потерял зрение едва ли не полностью, но никогда не позволял относиться к себе как к инвалиду, предпочитая драться на равных. Платоша не то чтобы вспоминал его и в свои тридцать, и в сорок. Он его никогда не забывал. Внимание, которое Степан Смородина уделял сыну, было таким же строительным материалом для роста личности, как пища для тела. Свое завидное душевное спокойствие Платон Степанович не воспитывал специально, а просто принял в дар.

– Что вы видите?

– Какие-то пятна. Туман.

– Как это ощущается?

– Как будто меня еще нет. Я лечу через черное облако, и в этот момент в него ударяет молния.

– Редкие люди сразу видят так глубоко.

Пока Эльвира объясняла ему, что он где-то на звездах заключил с родителями контракт на обучение, Смородина думал, что раз уж такая опция предусмотрена, хорошо было бы заодно «выбирать на звездах» порядочных ремонтников и пасечников, которые не добавляют в мед сахар. Но конечно, иллюзия абсолютной власти над миром, которую продавал ему терапевт, была впечатляющей, ошеломляющей. Он как будто сидел на театральном представлении, главным героем которого был он сам.

В ходе сеанса Эльвира выдвигала такие тезисы, что скоро внутренний юрист, налив себе воображаемый бокал красного сухого вина, закинул нога на ногу и начал восхищенно наблюдать за тем, как «лечат лоха». Оказалось, что все в своей жизни Смородина создал сам: построил школу, посадил клиентов. Следуя этой логике, он и метро выкапывал каждый раз, прежде чем в него опуститься. Виноват он, разумеется, тоже всегда был сам. Именно это дарило внутреннему юристу ощущение «шампанского» в крови. Судьи получают образование, разбираются в тонкостях дела, обстоятельствах, тогда как все просто – человек «так поступил, потому что ему это было чем-то выгодно». У энерготерапевта Эльвиры была такая же логика, как у потомственных воров, от которых Смородине доводилось защищать своих клиентов. Преступники всегда шли «забирать свое», а потерпевшие, очевидно, были «тоже в чем-нибудь виноваты». С этим ощущением было гораздо легче грабить.

– Что хорошего для вас в том, чтобы стареть?

Следовало мыслить нелогично.

– Больше инвестирую в индустрию здравоохранения?

– Вы снова включили голову. Вернитесь в сердце. Что хорошего для вас в этом? Чему вы учитесь?

– Стареть?

– Платон Степанович, у меня такое ощущение, что то, что мы сейчас делаем, это для вас какая-то шутка.

– Нет-нет, это сердце закрыто. Биг фарма… зашоренность… Я это чувствую… Не могу отпустить контроль. Что-то похожее ведь было и у вашего мужа? Он открывал вам свое сердце? Как вообще вы жили? Я думаю, что если я послушаю вас, то лучше разберусь в том, как устроен мир, смогу почувствовать вибрации событий.

Так Смородина узнал, что отношения с шашлычником были «обучающими», а фестивалил тот потому, что замещал собой фигуру умершего прадеда Эльвиры, которого отвергла семья. Он был ожесточен душой, поэтому будет воплощаться в этом мире снова и снова, пока «не вычерпает все уроки». Эльвира же «училась принятию» и раскрывала женскую сущность.

«Свои деньги, – думал все это время Смородина. – Только свои деньги дают свободу. И больше ничего». Вслух же он сказал:

– А та женщина, которая звонила в калитку в субботу, когда я был у вас в гостях? Что вы с Оскаром от нее хотели?

Эльвира растерялась.

– Не понимаю, о чем вы.

– Если не ошибаюсь, она спрашивала про наследников Абрамова.