Животная любовь

— Нет, — сказал он, — вот как раз это я совсем не имел в виду, дослушайте меня, пожалуйста, до конца Нужно произвести личный обыск — так написано в инструкции, а здесь вот, в протоколе, есть особая строчка, и тут должна стоять пометка, без этой пометки протокол о расследовании кражи считается неполным, и ни вы, ни я не имеем права его подписывать. Мне дозволяется производить личный обыск только в том случае, если это лицо одного со мной пола либо ребенок; лиц женского пола, переступивших порог половой зрелости, я обязан передавать своей коллеге. Вот в этом новом правиле, моя дорогая, и заключается вся сложность, потому что я-то вам верю, что, кроме свечей, вы ничего не украли, и если общая стоимость украденного не превышает пяти марок, то я имею право решать все вопросы сам, такие правонарушения в моей компетенции, при условии, что преступник раскаивается, и если он подписывает распоряжение о запрете посещения универмага, тогда я могу расценить нарушение как незначительное и не передаю дело в полицию, а направляю в арбитражную комиссию предприятия, где нарушитель работает. Понимаете, несмотря на то что этот старый хрыч, завотделом хозтоваров, вас мне выдал и потом видел, как я вас схватил, я все равно мог бы вас отпустить, но только после личного обыска, которому здесь вы подвергнуты быть не можете, потому что я — лицо мужского пола, вот в чем загвоздка.

— А что, женщин-детективов у вас нет? — тихо спросила я. Вот опять мне в душу закрался этот неясный страх, который появлялся и раньше, мне показалось странным, что эта бессмысленная бюрократическая чушь с такой легкостью слетает у детектива с языка.

— Нет, к сожалению. Кроме меня, на этом объекте трудятся еще двое; один из них сегодня болен, а другой тоже отнюдь не женщина, — ответил детектив с нескрываемой иронией.

— Но это же противоречит всякой логике. Раз у вас тут одни дядьки воров вынюхивают, то этот ваш гнусный личный обыск вам вообще никогда не сделать, если вам в лапы попалась женщина, — разозлилась я.

— В инструкциях всегда мало логики, а вы — мой первый вор женского пола, так что придется подключить полицию, у них там есть сотрудницы, специально для таких как вы. — Детектив хитро заухмылялся, и, окончательно осознав, что перспектива вернуться назад, в родную армию, для него много важнее, чем моя судьба, и даже моя цветущая женская грудь ему неинтересна, я снова начала рыдать.

Да что же это такое, в конце концов! Что я за человек такой, если не в состоянии пару свечей украсть — меня обязательно поймают, и даже этого хмыря неспособна соблазнить, этого бывалого армейского служаку! Пузо голое ему показываю — а он ничего, никак его не разжалобить, слезы горькие проливаю литрами — всё впустую.

Мне стало вдруг так плохо, такое отчаяние, такая безнадежность навалилась на меня, такая бездонная печаль, что я, уже безо всякого тайного умысла, высоким, звенящим голосом высказала то, что в тот момент овладело всем моим существом:

— Ладно, тогда я покончу с собой.

Я до сих пор не знаю, то ли эта фраза его доконала, то ли мое нытье надоело, или это была часть его коварного плана, а может быть, сработала интуиция, но детектив вдруг схватил телефонную трубку и, когда я в ужасе уставилась на него, сказал мне:

— Подожди-ка.

— Что вы делаете?! — завопила я, решив, что он сейчас позвонит в полицию.

Детектив помотал трубкой:

— Успокойся, я кое-что придумал. Там, внизу, одна телефонистка работает, хорошая такая, скромная девушка, и она мне кое-чем обязана. Я ее сейчас вызову, попрошу тебя обыскать, и, если всё в порядке, мы с тобой спокойненько подпишем протокол для арбитражной комиссии — и ни полиции, ни суда, просто тебе впредь неповадно будет, и всё…

— Вы так думаете? — перебила я детектива, не чувствуя в душе особого облегчения. Почему он перешел на «ты»? И опять что-то трудноуловимое, бестелесно тягостное, не имеющее ни формы, ни запаха, повисло вокруг меня, неслышно, на цыпочках подкралось ко мне и настолько обострило мои и без того оголенные до предела органы чувств, что я уже не в состоянии была отличить реально происходящее от жуткого кошмара.

Детектив набрал номер из нескольких цифр, сверяясь с какой-то бумажкой, обеими руками прикрыл трубку и стал ждать. Я напряженно вслушивалась, но — то ли оттого, что я слишком далеко от него сидела, то ли оттого, что он изо всех сил старался сделать так, чтобы я ничего не расслышала, а может быть, оттого, что он просто разыгрывал комедию, — я не услышала никакого гудка.

— Кристина? — прошептал детектив. — Да, это я, да-да. Кристина, у меня к тебе маленькая просьба… Нет, лучше будет, если ты сама сюда придешь… А-а, ты там одна… А ты не можешь поручить пока сторожу принимать звонки? Так, понятно, разговор заказан, с Румынией? Понимаю, понимаю… Что ты говоришь… и шеф до сих пор здесь, ждет этого разговора, специально задержался?.. Ну да, конечно, это важно… Ей лет не больше, чем твоей дочери… Да нет, так тоже можно… Хорошо, тогда так и сделаем, как ты предлагаешь… Спасибо, до встречи, ага!